Идей была масса, но энтузиазм никак не помогал справиться с пробкой.
Кое–как я всё–таки её отскоблила снаружи, оставшуюся часть смеси разных материалов продавила внутрь.
— Ну что там? Что? — кружил вокруг меня Святослав как акула.
— Бумажка. — Я заглядывала внутрь одним глазом словно пират в подзорную трубу. — И что–то звякает.
Мы мучились с бутылкой минут пятнадцать, когда поняли, что это абсолютно безнадежно. Содержимое никак не желало покидать своё убежище.
— Бей, — решил Свят. — В конце концов, главное — содержимое.
На каменном острове недостатка в подручном материале не было. Я достала полотенце из корзинки, завернула в него бутылку и грохнула сверху большим тяжелым серым камнем. Раз десять.
— Она зачарованная, — пробурчала, передавая Святу орудие труда.
Тот лишь искоса на меня посмотрел и со всей силы треснул по бутылке, та послушно развалилась.
Право разворачивать полотенце досталось мне. Я потёрла ручки и принялась за дело. Через пару секунд в моих руках уже лежало красивое кольцо с бриллиантом или чем–то очень на него похожим и записка. По крайней мере чем еще может быть желтоватая, скрученная в тонкую палочку, бумага?
Кольцо отдала Драгомирову, сама же принялась осторожно разворачивать лист, который не известно, сколько лет пролежал в бутылке.
— Ты представляешь, кто–то делал предложение таким образом. Чего только не придумают! Он, наверное, попал сюда и понял, что не выживет. Отправил в надежде…
Я не договорила. На искусно состаренной бумаге знакомым размашистым почерком чёрным по жёлтому было написано: «Рита, выходи за меня!»
Что?
Перечитала ещё раз. И ещё раз.
В мозгу не укладывалось…
Неужели?
Но ведь…
Как?
Посмотрела на Святослава полными слёз глазами, всё ещё не до конца осознавая произошедшее.
— Что? — попыталась спросить я, но ком в горле помешал и вышло какое–то карканье.
— Выходите за меня, Маргарита Сергеевна.
В его пальцах блестело, рассыпаясь бриллиантовыми искрами, кольцо, и я, всё ещё безмолвная, протянула подрагивающую руку, на безымянный палец которой тут же надели украшение, о котором я не смела и мечтать.
— И всё же я хочу услышать ответ.
— Ты лишил меня дара речи, — прошептала, хлюпая носом. — Я… Это правда? Ты действительно хочешь жениться на мне?
— Разумеется.
— Но… почему?
Драгомиров опешил. Это было хорошо видно по выражению лица, по фигуре. Что его могло смутить, непонятно. Все ведь знают, что история Золушка — всего лишь сказка. И объединение капиталов — куда более вероятная причина для свадьбы современного миллионера.
— Ты свела меня с ума. Околдовала. Лишила сна. Я впервые вёл себя как идиот, знал это, понимал, но ничего не мог поделать. Не хотел верить даже службе охраны и собственным глазам, когда мне транслировали твои встречи с кротом. Ты не представляешь, что я чувствовал в те моменты, Рита.
— Ты… ты…
— Люблю. Очень люблю тебя.
Глава 30. Рояль, виолончель и новые нотыСпустя три месяца
— Мне кажется или Святослав сегодня какой–то… ну не знаю, не в своей тарелке, мягко говоря? — осторожно спросила Маша, взяв меня под локоток.
Эта активная женщина, пока вовсю шёл ремонт её будущего дамского фитнес–центра, не выдержала и арендовала ещё одно помещение, более скромное, зато в прекрасном месте — триста метров от метро, и хорошо оборудованное - стеклянные потолки, куча зеркал и потрясающий пол. Не знаю, что в нём потрясающего, вроде бы, обычный, но ей лучше знать.
И сейчас мы присутствовали на торжественном открытии танцевальной студии, с фуршетом и закусками, а главное — с журналистами, которые никого не стесняясь, сметали со стола всё, что видели, активно запивая шампанским.
— А я? Я нормально выгляжу? — уточнила, улыбаясь во все тридцать два зуба.
— Рита, ты последние три месяца выглядишь совершенно одинаково — как влюблённая бестолочь. Ну ладно, не бестолочь. Это я от нервов, прости. У меня задержка уже третьи сутки, и эта новость внезапно затмила даже нервяк от открытия студии. Беременность мне, конечно, совершенно ни к чему, я ведь планирую преподавать. Ой, да ну и не беременна я вовсе. Это от нервов всё.
Машка махнула руками, а я не выдержала и засмеялась.
— Махи руками не являются стопроцентным контрацептивом, если вы, конечно, не отмахиваетесь от мужчин, Мария.
— Ай, ну тебя. Не смешно.
— А по–моему, очень даже.
— Это будет эпический провал. Представь, я решила уйти от этого короля варваров, даже денег у него не брала, продала тачку, расчехлила тайную карту с накоплениями, а сейчас залечу и никуда уже не денусь.
— А мне кажется, вы с Виктором прекрасная пара.
— Прекрасная. Но он не особо–то жаждет мне помогать. Говорит, пробивайся сама, так ты будешь собой гордиться. Ну не козёл, а?
— Мне кажется, нет.
Машка выгнула бровь, напоминая, как я получила свою должность, но я лишь хмыкнула. Все мои сомнения остались далеко позади, там, на романтичном греческом острове, словно созданном для нас двоих. Мы, конечно, и там умудрились поспорить и едва всерьёз не разругались, но конфликтовать вперемешку с поцелуями — не самая умная затея. А вот убеждать любимого мужчину в своей правоте — очень даже.
С острова я уехала, отстояв право на работу и квартиру. Во–первых, не хотела подводить риэлтора и продавцов, которым уже дала согласие и задаток, во–вторых, небольшой запасной аэродром не помешает и пусть это будет квартира, которая мне сразу понравилась, а в-третьих, как бы Святослав не обещал дать мне определённую степень свободы, я прекрасно понимала, если осяду дома, о ней можно забыть раз и навсегда. Но главное — я любила свою работу!
Святослав же любил, когда с ним во всём соглашаются. Единственное, что спасало наши отношения — ещё он любил меня.
До чего восхитительно звучит!
Если бы не его пламенная любовь, вряд ли бы я смогла привести его сюда. Мероприятие несколько не его формата. Да и не Виктора тоже. Но мы все явились поддержать Машку, которая цвела и пахла, активно фотографировалась и успевала уделить время каждому гостю. Правда, мужчины прибыли добровольно–принудительно.
Я проследила за её взглядом и попробовала скопировать эту волнующую мужчин скользящую походку уверенной в себе хищницы. Добавила возбуждения во взгляд и направилась в сторону своего ненаглядного.
— Нас отпустили, — произнесла я долгожданные им слова.
— Я готов запеть, как те проповедники: «Аллилуйя». Прости, Виктор, дальше сам, сам.
