Я коснулась пальцами его губ и не позволила ему говорить.
«Если бы можно было чувства стряхнуть, как песок с ладони, я бы непременно так сделала» …
Шампус перехватил мою руку.
«Глупо было позволять себе влюбляться в черного мага. Все чего ты добьешься — это растворишь себя в мгновениях тьмы».
«Твоя тьма способна освободить меня от боли и одиночества», — тихо призналась я, на что БегГар лишь усмехнулся:
«С твоей обостренной чувственностью я сделаю твою жизнь невыносимой».
Было слишком наивно полагать, что он придаст значение моим словам. Ведь никому еще не доводилось связать свою судьбу с черным магом и не испытать на себе влияние его деструктивной силы. Страдали все: и маги, и дремы.
Мне не суждено было родиться обычным человеком. Да и магом я не стала. Моя сила не подчинялась естественным законам магии и не оказывала никакого влияния на магический мир. Не знаю, хорошо это или плохо, но знаю, что не отступлюсь от того, что мне так желанно.
«В жестокой природе твоего дара таится чудесная сила. БегГар, я осознанно открываю тебе свое сердце, ведь только священная тьма способна очистить его от боли, — сказала я, глядя в его глаза. — Но могут ли мои слова убедить тебя?»
«Твои слова способны поставить меня на колени».
БегГар коснулся моей пылающей щеки, и привлекая меня к себе, накрыл губы невероятно долгим, страстным поцелуем.
Этой ночью я открыла ему свою душу. Я пропустила через себя его смертоносную силу, напитав ее бездонным чистейшим эфиром…
Заснула я на плече БегГара, впервые ощущая себя счастливой. Однако очень быстро тихую негу сна заполнила вязкая чернота ночного кошмара. С каждым ударом секундной стрелки она становилась плотнее и полновеснее, пока не сдавила грудь так, что стало невозможно дышать. Вздрогнув, я проснулась и до предела наполнила легкие воздухом. Однако куда большее потрясение вызвал вид БегГара. Он сидел в темном углу и, упираясь руками в холодный камень пола, сражался за каждый свой вздох. Лицо облепили мокрые от пота пряди волос, глаза затуманились, а шея раздулась темными жилами.
«Уходи!» … — дыхание оборвалось, и судорога боли пронзила его лицо.
Я сползла с кровати и осторожно коснулась его обнаженного плеча. Его тело, объятое черными языками пламени, горело. Растущая внутри него сила проходила мистическое преобразование. В своем желании вырваться на свободу, черная энергия ломала барьер за барьером, которые едва успевал выставлять Шампус.
До боли сжав мою руку он потребовал, чтобы я убиралась.
«Немедленно!» — выплюнул он вместе с кровью. Внутри меня все похолодело. Я видела что-то ужасное, что отчаянно пыталось взять верх над БегГаром, ломая и подчиняя его изнутри.
«Это не остановить! Убирайся, пока я еще в состоянии себя контролировать!» — закричал он, и прежде чем я успела хоть как-то отреагировать, оттолкнул меня и бросился прочь.
Испуганная до полусмерти, я сидела посреди комнаты, пока страшный грохот не привел меня в чувства — в спешке Шампус разнес ворота конюшни вдребезги. Слушая как вырывается в холодную темноту ночи барабанная дробь копыт, я опустила взгляд на смятые простыни, и содрогнулась от мысли, что это я сделала с ним.
Несколько раз я обращалась к своему дару, пытаясь вернуться в свои покои, но безуспешно. Не видя иного выхода, я вышла во двор. Мне не было дела до сплетен, которыми в скором времени снова будет наслаждаться весь двор, мои мысли были всецело поглощены БегГаром, который умножил свою силу …
В течении нескольких дней один за другим ушли в могилу мудрейшие советники и участники королевских собраний, представители высшей знати и простого люда — все, кто попал под пожирающее действие черной магии. Не избежал прискорбной участи и мальчишка, который взнуздал БегГару коня в ту роковую ночь. Меня же, каким-то невероятным образом, это проклятие не коснулось.
Двор погрузился в траур. Несколько мучительно долгих дней прошли в изнуряющих обрядах захоронения. Из окна своих покоев я наблюдала за скорбной работой могильщиков, устанавливающих очередную надгробную эпитафию, которую аристократы щедро обливали слезами и осыпали белыми лепестками роз.
Когда вернулся отец, родные пенаты встретили его могильными тенями и шепотом молитв. Король собрал оставшихся в живых советников, и они долго обсуждали предательство Шампуса. Этим же вечером отец нанес мне визит. Я не спешила опровергать слухи, но и не подтверждала их. Не добившись от меня признания, отец передал эстафету матушке…
«…Не понимаю, кто в здравом уме способен полюбить черного мага?!» — восклицала она, хватаясь за сердце. Пребывая в гнетущем молчании, я наблюдала за часами, стрелки которых приближались к полуночи…
Едва матушка покинула меня, как раздался робкий стук в дверь.
Сестра говорила много и долго, и каждое слово упреком вырывалось из ее груди. Ушла она с первыми лучами солнца, а я еще долго сидела, слушая предрассветное пение птиц…»
Откровения Мулоус потрясли меня до глубины души. Мое сердце колотилось, а мысли в голове путались. Покои казались душной клеткой, хотелось выйти на балкон и наполнить грудь холодным ночным воздухом, но я продолжала вчитываться в строки, пронизанные болью и чувством безысходности. Двор долго переживал трагедию, и все же, чем дальше уходило время, тем больше пробуждался интерес к жизни.
Двор набрал новых слуг. На конюшне сменили ворота и заперли их в ожидании подходящего дня, когда можно будет завезти молодых коней. Нерешенным оставался только один вопрос — никто не знал, что делать с черным хребтом, внутри которого теперь бурлил мощный источник темной силы. На нем редели леса, обнажая горную породу, из-под которой сочился бесконечный мрак. Вместе с растительностью бесследно исчезали и звери.
Однако, вопреки опасениям, черная магия не коснулась реки — ее воды все также оставались чисты и кишели рыбой. А над островерхими крышами дворца все также кружили птицы. Свободные от сердечной боли, они чувствовали себя гораздо лучше людей…
Истощенная болью окружающих, Мулоус черпала свои силы в бесконечных попытках создать уникальный, не задевающий ленту времени артефакт, способный перемещать своего обладателя в любую точку королевства. С малых лет она видела принципиальное различие между ограниченными и изменчивыми потоками магии и нашим безграничным и гомогенным миром эфира, а потому внушила себе, что нельзя отделить частицу «иной» магии и вложить ее в материальный предмет. Артефакт рыбешки заставил Мулоус пересмотреть свои возможности. Но несмотря на все свои старания, ей так и не удалось внедрить частицу своей энергии ни в металл, ни в дерево, ни в глину, ни даже в растение. Каждый раз пополняя коллекцию своих неудач, она смотрела на рыбешку, которая досталась ей от Шампуса, и снова бралась за работу.
Переломным моментом в ее жизни стал весенний бал, где дамы и господа впервые за долгое время сняли свои траурные одежды. Не получая никакого удовольствия от вечера, Мулоус порывалась покинуть веселье, когда ее остановил незнакомец. Он шагнул навстречу инфанте, галантно поклонился, вручил ей черный сверток и безмолвно растворился в толпе. Вернувшись в свои покои, она с замиранием сердца сорвала упаковку, внутри которой скрывался ценнейший дар — рукопись под названием: «Вершины мистического учения», и с головой погрузилась в загадочный мир, наполненный странной силой, прекрасно сочетающейся с разнонаправленными энергиями магического мира.
