– Что вы хотите сказать?
– В таких случаях, как у вас, разрешение дается не раньше чем через два года после утраты.
Алекс вспомнила, как страшно ей было в ванной, и почувствовала полную беспомощность.
– Два года? – слабым эхом отозвалась она.
– Боюсь, церковь исходит из предположения, что после потери близкого человек довольно долго находится в расстроенных чувствах и необходимо, чтобы он пришел в себя. И только если по истечении этого времени повторяются тревожные приметы, вот тогда и выносится вердикт о специальной службе. О службе Освобождения.
– Освобождения?
– Современная терминология. – Олсоп улыбнулся, и Алекс снова увидела, как дернулся его глаз. – Церковь предпочитает пользоваться словом «освобождение» – оно звучит не так драматично.
– Но если это может быть доказано… ведь вы сами сейчас убедились… – сказала Алекс.
– В течение столетий церковь считала, что состояние овладения вызывается психическим расстройством, а не воздействием духов. В наши дни лидеры англиканской церкви стали уделять большее внимание вопросам психологии и пришли к стойкому убеждению, что далеко не все проблемы могут быть разрешены лишь пастырским попечением. Я предполагаю, что таким образом церковь старается идти в ногу со временем, беря на себя большую ответственность. Часто обстоятельства, при которых служители церкви принимали решение прибегнуть к обряду изгнания злых духов, объяснялись душевным заболеванием, вызванным потерей близкого человека, и случалось, вмешательство приводило к ухудшению ситуации.
– И вы считаете, что я страдаю душевным заболеванием?
Олсоп посмотрел на нее и снова стал разглядывать комнату.
– Нет. Я думаю, что, возможно, вы правы. В этом доме чувствуется чье-то присутствие. Тут тревожно. Но я не считаю, что есть необходимость в экзорцизме. Необходимо выяснить, чем обеспокоена душа, а потом, возможно, нам удастся ее успокоить. – Разговаривая, он все так же раскачивался на стуле взад-вперед.
– Я знаю, чем она встревожена.
Не прекращая покачиваться, Олсоп взглянул на нее.
– Не будете ли вы столь любезны поведать мне? – вежливо спросил он.
Она посмотрела на него и покачала головой:
– Нет, я не могу.
– Было бы полезно знать причину.
Алекс взглянула в окно, потом резко повернулась в сторону холла – ей показалось, будто там что-то шевельнулось. Она настороженно прислушалась, но все было тихо. Алекс перевела взгляд на младшего викария:
– Я думаю, у нее остались тут неоконченные дела.
Олсоп перестал раскачиваться и уставился на нее.
– Боюсь, большинство из нас покидает сей мир, не будучи готовым к этому, оставляя массу дел, которые собирались сделать.
Она кивнула.
– Это вы и хотели сказать?
– Нет. – Алекс посмотрела на полотенце и опять взглянула на Олсопа. – Я думаю, он хочет вернуться, чтобы убить кое-кого. – Она снова опустила глаза, не в силах выдержать его взгляд, который гласил, что она сошла с ума.
– Я думаю, заупокойная месса была бы лучшим вам ответом, – услышала она тихий, спокойный голос Олсопа.
– Что вы имеете в виду? – взглянула она на него.
– Мы можем отслужить мессу здесь, в доме. И вы убедитесь, что все успокоится.
Алекс смутилась, испуганная его предложением.
– Каким образом… что… я не совсем понимаю, что вы предлагаете.
– Если хотите, мы можем отслужить ее прямо сегодня, после того как я заберу сына. Мне лишь нужно будет принести с собой кое-какие предметы.
Алекс не сводила с него глаз.
– Какие предметы?
Олсоп посмотрел на часы:
– Около шести вас устроит?
Может ли он помочь ей, этот серьезный молодой человек с нервным тиком? Неужели словами нескольких молитв он сможет умиротворить все, что тут происходит? Или души высмеют его и заставят покинуть дом?
– Отлично, – услышала она свой голос. – Благодарю вас.
– Чем вы собираетесь заняться до этого времени?
– Заняться? – переспросила она.
– Я думаю, вам лучше не оставаться сегодня днем в доме. У вас есть куда пойти? Какие-нибудь друзья?
– Офис. Я пойду в свой офис.
– Хорошо, – сказал он. – Прекрасная идея. Попытайтесь чем-нибудь заняться.
Он встал, огляделся, заметно нервничая, и направился к дверям. Затем недоверчиво уставился на лестницу.
Алекс, не оглядываясь, вслед за ним вышла из дома.
28
– Звонит Эндрю Маллинс, говорит, что у него есть какая-то идея относительно пьесы, он хотел бы обсудить ее с вами.
Алекс покачала головой.
– Нет, Джулия, – сказала она в интерком. – Только не сегодня.
– А вообще вы с ним поговорите?
– Попроси его позвонить на следующей неделе.
Алекс беспомощно уставилась в стол; господи, сколько же накопилось дел. Перед ней был календарь. Среда, 3 мая. Интерком зажужжал снова.
– Мистер Приор на линии, – сказала Джулия.
– Мистер Приор? Я его не знаю.
Голос Джулии дрогнул.
– Из крематория, – сочувственно сказала она.
– О'кей.
Мистер Приор почтительно произнес:
– Если у вас есть время, не могли бы вы решить, что будете делать с прахом.
Алекс снова взглянула на календарь: 3 мая. Она поежилась. 3 мая. Завтра, подумала она. Завтра. 4 мая.
– С прахом?
– Конечно, мы можем его рассеять, если пожелаете.
– Нет, – сказала Алекс.
– У нас есть несколько весьма заманчивых предложений. Может быть, высадить розовый куст? Мы можем разбросать пепел вокруг него или захоронить прах под розами… Не урну, конечно, там мало места.
– Нет, – рассеянно сказала она. – Конечно нет.
– У вас нет необходимости сразу же принимать решение – мы можем хранить его в течение трех месяцев.
Урна, подумала Алекс. Маленький черный полистироловый горшок. Господи, если бы все было так просто. 4 мая. 4 мая. Завтра.
– Большой популярностью пользуется резная плакетка на стене; конечно, вам придется подновлять ее каждые пятнадцать лет.
– Конечно.
– Можно внести навечно в Книгу памяти; оплата одноразовая.
Маленький черный горшок, наполненный тонким белым порошком. Ее ребенок.
– Есть еще несколько подходящих мест для захоронения в земле, но до них сложновато добираться. Боюсь, что на более удобные места есть уже целый список ожидающих.
