Катерина быстро пробежала глазами страничку. Леха Васильев объяснял брату, что ситуация, в которую он попал, небезопасная, и он считает своим долгом просчитать все до мелочей, в том числе и вот этот самый крайний случай.
«Саня, я конечно же сделаю все возможное и даже невозможное. Но я сейчас слишком хорошо понимаю, как все опасно. Нас с Максом не просто давят. Если будет надо, нас спишут запросто. Я знаю, что ты будешь ругаться за эти мысли мои. Прости. Но реальность заставляет меня подумать о том, что будет, если…
Не обижайся на меня. Я знаю, что ты все правильно поймешь. В завещании я упоминаю женщину, которая мне очень дорога. Я ничего не успел сделать для нее в этой жизни и если не успею, то пусть ей будет хоть чуть-чуть полегче. Вот ее координаты. Найди ее, познакомься, и ты поймешь все. Она совсем одна на всем белом свете. Золушка, у которой карета — из тыквы, а вместо лошадок — мыши…»
Катерина окаменела. Таким она и не знала своего глухопятого.
Из оцепенения ее вывел цыпленок, сидящий внутри ее. Он несколько раз сильно «клюнул» Катерину, как бы давая сигнал: не расслабляйся. И не расстраивайся. «И правда, что расстраиваться-то?! — подумала Катя. — Это ведь в декабре было. А сейчас я знаю, что он жив. Не знаю, можно ли тут говорить «и здоров», но будем надеяться, что это так. Нам твой папа здоровым нужен!» — Катерина с нежностью погладила того, кто сидел в ней.
Она сложила все документы назад в голубую папку. Она знала, что нужно делать дальше.
* * *
Васильев улетал на север. После всего того кошмара, который он пережил, это было так неожиданно. Он ведь и не мечтал уже о том, что когда-нибудь вернется к делам. Это возбуждало и радовало. Все, что осталось от болезни, — легкое прихрамывание. Да еще головокружение. Но не болезненное, а от впечатлений. Он и сам это чувствовал. Все-таки дом и природа сделали свое дело.
О Кате Васильев старался не думать, но думалось само по себе. Удивительно, но мысли не были такими уж безнадежными. Он понимал, что сейчас ему надо обрести себя, а потом он объяснит все Катерине. То, что она поймет, — он не сомневался.
Васильев бродил по зданию аэропорта, выжидая, когда Степаныч закончит свои мобильные переговоры. Ноги сами привели его на то место, где четыре месяца назад он последний раз видел Катю. Вот тут она стояла, понурая и потерянная, с перевернутым лицом. Она уже тогда чувствовала, что это не просто расставание. Это расставание — надолго. Как она тогда сказала? «…Прощанье — маленькая ранка, но сквозь нее течет душа…». Сказала или подумала? Если подумала, то откуда он это сейчас вспомнил?! Значит, все-таки сказала. А если просто обронила в разговоре, то как он, который в школе «Ворону и лисицу» неделю заучивал, чтоб «двойку» исправить, запомнил сходу?!! Невероятно! Но факт.
Васильев так ясно вдруг все вспомнил, тот день, когда вот тут, в аэропорту, на этом самом месте, он прощался с Катей. Странным образом возвращалась к нему память. Ее к этому подталкивали какие-то отдельные слова, вспоминая которые он возвращал себе огромные куски прошлой жизни. Или, вот как сейчас, место это.
Да, все сложилось в цельную картинку: он, разгружающий свою сумку от гостинцев для Катьки, и последний пазл — папка с документами, которую он передал Катерине. Вернее, с копиями всех тех документов, которые так ему нужны сегодня…
— Степаныч! — Васильев с трудом дождался, пока его попутчик договорит по телефону. — Есть документы!! Я вспомнил! У меня были все копии сделаны, и я знаю, где они.
Степаныч внимательно посмотрел на Васильева. Он очень любил его за собранность, за такой вот грамотный подход к делу. Таким Леха Васильев был всегда, сколько он его знал. Что уж есть, то не отнять: и носки, всегда два и одинакового цвета, и документация по любому вопросу — листочек к листочку. И обязательно все по-хитрому: отксерокопировано и припрятано в надежном месте. Посеешь привычку — пожнешь характер.
— Молодец! Вернемся — добудешь. А сейчас — слушай сюда…
Степаныч не развлечения ради висел на телефоне весь день. На севере их очень ждали. И после того что услышал Васильев, он еще больше укрепился в мысли, что не все потеряно.
* * *
По адресу Катя легко нашла нужный дом. Красивый и ухоженный, восстановленный после разрухи «светлого» социалистического бытия, старинный дом смотрелся в Неву, словно любовался своим отражением.
Перед домом, за высокой оградой, на ухоженной автостоянке отдыхали такие же ухоженные автомобили. Чистенькие, как будто только что из салона.
Охранник в синей форме в будочке у входа не дремал, караулил машинки. Катерина поискала глазами джип Лехи Васильева, но то ли его тут не было, то ли она его не признала. Охранник внимательно следил за ней, и, когда Катерина подошла к полосатому шлагбауму, он открыл окошечко и спросил ее:
— Что ищем, барышня?
Катерина уточнила у охранника номер дома.
— Так точно, он. А вам кого?
Катерина назвала Лехину фамилию.
Охранник пошуршал бумажками, поискал записи в журнале и сказал:
— А он давно тут не появлялся. И машины нет, хотя все оплачено. Вы пройдите в дом, там консьержка, вам точно все скажут.
Катерина боком пролезла сквозь «рогатый» вход, инстинктивно прикрывая живот руками, и направилась к парадному.
В таких домах ей бывать не приходилось. Сначала ее внимательно изучали — она кожей чувствовала, что ее рассматривает кто-то. Потом устройство на входной двери «ожило», и Катерину спросили, к кому она пожаловала.
Катя назвала номер Лехиной квартиры и его фамилию.
Через секунду она услышала щелчок, дверь открылась, и Катя попала в большой уютный холл. Весь он был заставлен цветами в горшках, среди которых Катерина не сразу разглядела стол с компьютером, за которым сидела женщина.
— Сюда-сюда, проходите, — позвала она.
Катя подошла и снова повторила, к кому пришла.
— Да я поняла… Но хозяин тут не живет, и даже не появляется. Квартира сдана, досматриваем за ней мы, дежурные. А живут в ней… семья, с ребеночком. Они сейчас дома. Хотите, я узнаю, примут ли они вас? Может они что-то про хозяина знают?
Катя не сразу поняла, что «хозяин» — это так про Васильева говорят. Она закивала в ответ:
— Да, пожалуйста, попросите их меня принять…
Она отметила, что невольно переняла тон, точно такой же, каким с ней разговаривала консьержка.
На звонок в квартире ответила женщина. Она выслушала все и соблаговолила «принять» Катерину.
«Вот же, блин! — думала про себя Катя, поднимаясь в лифте на пятый этаж. — Куда я попала и где мои вещи?» Вот это дом! Снаружи он был старинный, явно бывший питерский коммунальный клоповник. А изнутри — современный и уютный.
На пятом был холл, тоже весь в цветах, в который выходили двери только двух квартир. Одна была приоткрыта, и на пороге Катерину встречала молодая женщина с ребенком на руках. Она поздоровалась и пригласила Катю войти.
