— О’кей.
— До встречи, — попрощалась я и покинула номер.
Глава 29
Не работалось. Я честно обложилась бумагами, но уже спустя полчаса поняла, что ничего из этого не выйдет. Голова наотрез отказывалась соображать. Так что гора документов, сваленная передо мной на столе, исполняла отчасти декоративную, отчасти маскировочную функцию. Все в офисе думали, что я старательно тружусь над будущей рекламной кампанией, и не трогали меня. Я же сидела на своем месте и бездумно таращилась то на стол, то в окно. Впрочем, не совсем бездумно.
Ник… За те два с небольшим часа, что мы провели вместе, я все поняла про нее. Женщина, которая строит свою жизнь так, как ей нужно. Скажете, одного рассказа о том, как она закрутила с этим издательством, недостаточно, чтобы делать такие глобальные выводы? А рассказы вообще никогда не нужны. Многие вещи просто витают в воздухе. Ты видишь человека и мгновенно понимаешь, к какой категории его отнести. Упрощаю? Согласна, человечество не делится на категории, каждый из нас — многостраничная книга, в которой чего только не кроется. Но это уже детали, из которых и слеплена индивидуальность. А значимое — оно обычно на первых страницах. И эти страницы в Ник я успела пробежать глазами. И то, что увидела, мне совершенно не понравилось.
На этой мысли я тихонько скрипнула зубами. Мысль была немножко неправильная. Сама по себе Ник была хороша. Во всех смыслах. Обаяшка, умница, юмористка — мы запросто стали бы подругами… При других входных условиях.
В роли входных условий выступал мистер Дэвид Кертис. Тот Дэвид, что навязал мне свое общество в Копенгагене. Тот Дэвид, что начал беспардонно клеить меня по Интернету. Тот Дэвид, что заявил о своих претензиях к моему бойфренду. Тот Дэвид, что страшно понравился Дашке, Иринке и Бренде. Тот Дэвид, мысли о котором стали неотъемлемой частью моей жизни.
Все было враньем. Мой пренебрежительный тон, когда я говорила о нем. Мое «благословение» Дарье, когда она увозила его в ночь на своей «черепашке». Мои клятвы маме, что Дэвид — просто знакомый, почти как соседский парень, с которым мы ежедневно сталкиваемся во дворе. Вранье.
Он мне понравился сразу, как только я подняла на него глаза в той датской кофейне. Все мое недовольство оттого, что он напросился за мой столик, было лишь способом замаскировать свое смущение. Замаскировать в первую очередь для самой себя. Дэвид-то вообще ничего не заметил.
«Черт!» — подумала тогда я. И тут же пришло понимание, что это — увы! — не мое. Не то чтобы я считала себя вторым сортом, просто Дэвид был птицей высокого полета. Это читалось в каждом его жесте, каждом слове, каждом взгляде. А может, всему виной потрясающее совпадение. Сколько помню себя, столько мечтала о мужчине, как две капли воды похожем на Дэвида. А на моем жизненном пути попадались иные типажи. Кое-кто был очень близок к идеалу, но все равно хоть каплю да недобирал. А Дэвид… Придраться было не к чему.
Удивлены, что у меня еще бродили какие-то мечты об идеальном мужчине? Вроде бы я закрыла эту тему, после того как моя великая любовь, Иринкин папанька, спешно исчез из моей жизни. Чепуха. Закрыть эту тему невозможно. Надо быть совсем иного склада, чтобы суметь это сделать. Или надо иметь какой-то серьезный повод, чтобы испытывать к мужикам неприязнь, достаточную для того, чтобы весело и с удовольствием прожить всю жизнь без них. Я думала, что история с Иришкиным отцом — как раз этот самый повод. Но выяснилось, что нет. Прошло какое-то время, я стала думать, что это всего лишь маленькая неувязка, что все небезнадежно, что рано или поздно… Может, это потому, что я выросла в замечательной семье (и пусть даже папа сходил налево — это ничего не меняет)?
Но хотелось, чтоб налетело и закружило. И унесло. Как с Иринкиным папашкой, только еще лучше. По-другому — извините, но нет. Впустить в свою жизнь мужчину, чтобы был, чтобы деньги приносил, чтобы заботился, чтобы все вокруг заткнулись, — мелковатая цель для меня. Да и какой резон? Если бы мне совершенно нечем было заняться в жизни — другое дело. Но у меня были Иринка, родители, работа, куча друзей — для Просто мужчины там места не было. Только для Того самого единственного.
А он все не появлялся. К тридцати все чаще стала посещать мысль: а может, не судьба? К тридцати трем мысль эта уже прочно обосновалась в моем организме, пустила там корни, собиралась даже цвести и, вероятно, плодоносить — даже подумать страшно, какими бы были эти плоды…
И тут — Павел. На идеал не похож. Внешне еще так-сяк, а внутренне совсем не тот типаж. И врать не надо хотя бы себе, что все его приколы всплыли позже, — правило первых страниц работало и тут, так что все это было видно, конечно, без деталей, но тем не менее. Но! Он готов был подстроиться под идеал. Конечно, ничего подобного сам Павел не говорил, но на нем это было написано крупными буквами. А все так и приседали мне на уши: стань уже рационалисткой, Кэт. И я стала.
Вечный спор: рациональное и эмоциональное. Жизнь — такая штука, которая не дает тебе побежать, поскакать, куда душа просит, и сотворить то, что душа просит. Потому что — о, этих «потому что» может быть тьма-тьмущая. У каждого свои. У меня лично главным «потому что» была Иринка, потом — родители. А в последнее время появилось еще одно — мой возраст. Солидный уже, что там ни говори. Нельзя многое из того, что было можно в двадцать. И нужно делать многое из того, чего не нужно было в двадцать.
И вот я сижу сейчас за моим заваленным маркетинговыми бумагами столом и думаю: а кто, собственно, сказал, что нельзя? И кто сказал, что нужно? И вообще, почему я дала столько власти этому самому «рациональному»? Хочется ему решать, где Иринке учиться, — пожалуйста. Или, к примеру, определять, какой ремонт делать, — на здоровье. Но почему он берется за вопросы, которые ему не по зубам? Какого черта он запустил свои руки в мою личную жизнь? Пардон, «какого черта» — это как раз понятно, я сама ему позволила. Хорошо, тогда изменим форму вопроса: какого черта я это сделала?
Не знаю. Все так поступают. Я, видно, решила не отставать от других. А может, вообще ничего не решала. Просто жила себе и жила, будучи ведома не тем, что хочу, а тем, что надо. Кому надо? Зачем надо?
И с Павлом вышло все не здорово. На самом деле Вика-то тут ни при чем. Вика — лишь повод расстаться с ним, не выглядя при этом стервой. Каюсь, что поделать, но когда первая волна возмущения откатилась, я подумала: это можно использовать.
Чужеродным элементом в моей жизни был этот Павел. И спасибо Вике, что не поленилась — пришла ко мне. А иначе я поддалась бы уговорам «рационального» и вышла бы за Павла замуж. И это обернулось бы полным провалом. Потому что я не тот человек, который сможет счастливо жить в семье, построенной на здравом смысле.
Если я вынуждена терпеть этот здравый смысл, когда работаю или решаю свои хозяйственные проблемы, то могу я позволить себе малюсенькое удовольствие и выставить этот здравый смысл за дверь, когда речь идет о моей женской доле? Или нет? Я прислушалась к себе. Могу. Кто мне помешает? Будут, конечно, зудеть, но если я упрусь, то никто ничего поделать не сможет. А я упрусь. Я уже уперлась и вычеркнула Павла из моей жизни. Следующим шагом… Следующим шагом, вероятнее всего, должно было стать сближение с Дэвидом.
