В 1946 году мы расположились в особняке по адресу авеню Монтень, 30. Симпатичный особняк состоял из нескольких комнат и залов, достаточно элегантных, чтобы в нем разместился Дом моды. Подсобные помещения позволяли разместить восемьдесят пять человек – нас тогда было столько.
От линии к линии…
В то время никто из нас не мог себе и представить, что необходимость расширения, с каждым днем все более насущная, заставит наш Дом занять конюшни, о которых я уже упоминал, затем здание, находящееся прямо за нами в глубине, затем дом 13 по улице Франциска I и, наконец, дом 32 на авеню Монтень. В этот период я не только чувствовал себя просторно в нашем особнячке, но даже опасался, не слишком ли он велик. Однако когда мы оборудовали три мастерские, шесть примерочных, гримерные и другие службы, были вынуждены признать, что уже стало тесновато. Нам даже пришлось обустроить маленькую комнатку в четыре квадратных метра под аркой при входе, куда проникал воздух через круглое слуховое окно. Я до сих пор не понимаю, как мадам Люлен, которой самой требуется много места, ухитрилась поместить там двух своих сотрудниц, их письменные столы, картотеку и телефоны. А если туда войдет посетитель, куда его-то девать?!
Когда я представлял свою первую коллекцию, наш Дом напоминал маленький улей, набитый битком пчелами. Передо мной лежит краткое сообщение об этом показе для прессы, которое я составил в то время. Оно уместилось на простом машинописном листке, потом мы рассылали фотокопии.
Я предложил тогда два основных силуэта: купол парашюта и восьмерку. Эти удлиненные юбки, сильно подчеркнутые талии, очень женственные линии были сразу же названы стилем new look. Осенью он окончательно утвердился. Это было время женщины-былинки, женщины-цветка. Купола подчеркивали фигуру, удлиненные юбки вернули ногам всю их таинственность. Встав на высокие каблуки, женщины снова обрели танцующую походку, волнообразное покачивание, которое подчеркивала пышность платьев.
Из-за стиля new look меня завалили письмами. Если измерять популярность звезды количеством писем, я безусловно должен считаться звездой. Послания приходили тысячами, по большей части восторженные, но бывали и возмущенные. Один владелец гаража из Лос-Анджелеса заверил меня, что «порвет меня на части» во время его ближайшей поездки в Париж.
Он считал меня виновным в том, что его жена похожа на диванную подушку-куклу эпохи Гражданской войны в США, времен романа «Унесенные ветром»…
Весной 1948 года появилась линия «зигзаг» – прерывистый, нервозный силуэт, похожий на быстро сделанный эскиз.
Гриф Дома моды «Кристиан Диор», 1957
Декоративный элемент Дома моды «Кристиан Диор», 1958
С наступлением зимы тенденция укрепилась «воздушной» линией, или «взлет». Силуэт максимально выражал желания молодежи и придавал непринужденность, в то время как походка сохраняла всю свою легкость. Когда в 1949 году я представлял линию «оптический обман», краткое описание для прессы увеличилось до четырех страниц, где долго разъяснял основные принципы новой коллекции: «Существуют два способа “оптического обмана”: один – с помощью различных карманов, вытачек, деталей можно увеличить грудь и подчеркнуть плавную линию плеч; другой – не меняя очертания тела, добавить юбке складок, придав ей необходимую пышность».
Дом постепенно обрастает традициями
Из сезона в сезон ассортимент нашего Дома обновляется, появляются новые разделы: шляпы, туфли, перчатки и т. п., мы продвигаемся вперед. За зимним показом последовала коллекция «Середина века», она была создана на научной основе, на системе сложного кроя, и опиралась на внутреннюю геометрию тканей. Долевая нить и косая перекрещивались наподобие ножниц или расходились лучами как ветряная мельница. Я уже говорил ранее, как важно учитывать направление нити у ткани, и в моих моделях это использовалось наилучшим образом.
Постепенно начали устанавливаться традиции нашего Дома. Уже всем стало известно обязательное красное платье Кристиана Диора, в каждую коллекцию включались эффектный костюм под названием «Бобби», модели «Париж», «Нью-Йорк», «Лондон», «Плаза», «Ритц» и «У Максима», в честь столиц и тех мест, где я бывал по своей профессии.
А письма продолжали прибывать нескончаемым потоком.
Одна медсестра из Чикаго прислала мне фото вечернего платья, напечатанное в Chicago Daily Tribune, с возмущенной припиской:
«По-моему, плод вашего воображения похож на кошмар, будто дама вышла из операционной после хирургической операции. Модель лишена артистичности, вся перекручена, неестественна с головы до ног. Неужели все ваши создания подобны этому? Вы, вероятно, хотите выставить женщин на посмешище?»
На самом деле платье было простое и довольно красивое.
Я до сих пор не понял, что могло так шокировать эту женщину. Весенняя коллекция 1950 года стала триумфом линии «вертикаль», которая подчеркивала в женщине «женственное»: облегающие фигуру лифы, сильно подчеркнутая талия и светлые как день цвета. Вместе с тем я старался продолжить темы предыдущей коллекции. Многочисленные складки и драпировки свидетельствовали о высочайшем уровне труда портних и швей. Эти «золотые руки» – отличительная черта парижской Высокой моды. Через шесть месяцев «вертикаль» отклонилась и превратилась в «косую» линию, тем самым соединив достоинство с отвагой. Возникли и другие темы – «объятие» и «ландыш». А вечерние платья воплощали мечты о роскоши, спокойствии, счастье и красоте. За «косой» последовал «овал», потом появилась «длинная» линия, одна из моих любимых коллекций.
