Слух об этом случае в порту мгновенно распространился по городу. И многие горожане втихомолку хвалили отважного мемфисца. А князёк из далёкого города Дамаска долго покачивал головой, теребя длинную бородку. Он был случайным свидетелем этого эпизода. Хотя Амисеб и сказал князю, что просто поймали мелкого государственного преступника, но слуга Нури, знавший египетский язык, походил среди припортового люда и собрал подлинные сведения о происшедшем.
— Да, с такими помощниками дела фараона плохи, — пробормотал, глубокомысленно цокая языком, князь, выслушав слугу. — Даже хетты не ведут себя так на захваченных землях. Каково же гордым египтянам здесь, у себя на родине, от собственных правителей такое выносить?! Нет, добром это не кончится...
И Нури с Амисебом поехал в загородный дворец, отведённый для прибывших из-за рубежа почётных гостей.
3На следующий день князь Дамаска в сопровождении своих слуг, везущих на ослах подарки, и под охраной египетских воинов прошествовал во главе целого каравана почти через весь город к дворцу фараона. Здесь, на центральной площади, несмотря на раннее утро, царило оживление. Ржали лошади, впряжённые в богато украшенные колесницы, ревели ослы и мулы. С их спин снимали бесчисленные тюки, осторожно распаковывали, и на свет божий появлялись серебряные или позолоченные сосуды, отделанные драгоценными камнями украшения, стеклянные и фаянсовые вазы и кубки, роскошная мебель из красного и чёрного дерева. Пахло ароматами Аравии, искрились на солнце разноцветные ткани, расшитые нитями из драгоценных металлов. Лаяли огромные породистые охотничьи псы, кричали чёрные карлики, что-то делившие между собой, переминались с ноги на ногу страусы с пышными перьями. Всё это были подарки фараону, привезённые из подвластных ему стран.
Вскоре прибывших правителей, а также иностранных послов построили друг за другом в длинную цепочку, и они пошли, сопровождаемые своими слугами, нагруженными подарками, через многочисленные залы дворца. Громко гремели барабаны, дудели трубы, звенели цитры, пели флейты. Толпа, собравшаяся на площади, кричала, хлопала в ладоши, свистела. В мельтешении лиц и тел, шуме и гаме Нури поначалу совсем потерялся. Он таращил с ужасом глаза, тряс бородёнкой, как пёс хвостом, и послушно шёл за Амисебом, который упорно и бесцеремонно тащил его из одного зала в другой. Но вскоре князь пришёл в себя и смог реально оценивать то, что видел вокруг. Он быстро пришёл к выводу, что среди царей и князей, которые шли на поклон к фараону, не было крупных персон. Всё это были мелкие владетели, как и князь Дамаска, привезённые почти насильно египетскими чиновниками. Да и подарки были отнюдь не так роскошны, как полагалось бы дарить живому богу на земле. Пожалуй, у Нури с лёгкой и щедрой руки Суппилулиумы они были самые ценные.
Наконец князь предстал перед фараоном. Нури проворно кинулся в ноги владыке египетской империи, с чувством поцеловав пол у трона Аменхотепа. Мрамор был уже влажен от многочисленных предыдущих лобзаний. Князю Дамаска милостиво разрешили встать, и Нури смог разглядеть фараона. Его внешность неприятно поражала. На троне сидел очень прямо худой и бледный мужчина с измождённым лицом. Он смотрел перед собой почти слепыми глазами из-под золотого змея, свисающего с высокого головного убора, символизирующего единство Верхнего и Нижнего Египта. Внезапно прозвучал его резкий, какой-то гнусаво-писклявый голос.
— Что князь Дамаска скажет о покорности воле фараона всей страны Ретену? — быстро перевёл Амисеб.
— Все владетели страны Ретену и весь подвластный им народ покорны власти великого властителя страны Большого Хапи. — Театрально всплеснув руками, Нури вновь бросился на колени, чтобы показать, насколько жители его страны преклоняются перед египетской мощью. — Мы не только покорны вам, о великий из великих властителей всей вселенной, но мы любим, нет, мы страстно обожаем нашего величайшего повелителя!
— И поэтому вы так часто встречаетесь с вождём хеттов Суппилулиумой? — раздался голос царицы Нефертити, сидевшей рядом с фараоном. Её слова неохотно перевёл Амисеб, тоже бухнувшийся на колени рядом с ошарашенным князем.
Нури внимательно взглянул на царицу, и его спина покрылась холодным потом. На него смотрели весёлые, властные и пронзительные глаза, князю показалось, что эта ослепительно красивая женщина видит его насквозь.
«Значит, в лагере хеттов есть египетские шпионы, точнее, шпионы царицы Нефертити», — пронеслось у князя в голове. — Что же мне делать?»
Нури испуганно затряс заросшей курчавыми чёрными волосами головой. Но тут его осенило.
— Я, ваше величество, поехал в лагерь хеттов, чтобы узнать преступные намерения их вождя Суппилулиумы.
— И что же ты узнал? — спросил фараон.
— О, он трепещет перед вашей мудростью, ваше величество, и сгибает свою гордую шею перед мощью египетского оружия.
— Поэтому он пришёл с войском в страну Ретену, предварительно захватив царство нашего деда Тушратты на великой реке, которая течёт наоборот? — спросила царица и зло поджала алые губы.
«Мне конец! — подумал князь Дамаска. — А если сейчас речь пойдёт о том, что их дед сидит в клетке у хеттов, то меня точно препроводят из дрорца в тюрьму прямо к здоровенному палачу с огромными волосатыми лапами. О, Иштар, моя любимейшая богиня, помоги мне!»
Нури подполз вплотную к ногам царицы и заверещал надтреснутым от ужаса голосом:
— Хетты просто пасут коней в наших степях, о, великая повелительница всего мира! У них там в горах нет пастбищ, вот они и пригнали своих коней и овец к нам. Мы, конечно, недовольны этим, но у нас нет сил прогнать их назад. Пришлите своих воинов, и эти горные дикари разбегутся в разные стороны. А лучше напишите этому Суппилулиуме, чтобы он убирался обратно в свои горы. Он не посмеет ослушаться самых великих владык в нашей вселенной.
— И ты берёшься передать это послание? — спросила холодно царица. — А заодно и наш приказ, чтобы этот гнусный дикарь отпустил нашего деда из клетки, в которой он держит его уже почти полгода?
— Вас ввели в заблуждение, о ваше величество! — взвыл Нури, поднимая к собеседнице круглые от страха глаза. — Ваш дед, Тушратта, погиб в бою с хеттами. Его наследник готовит войско, чтобы вновь сразиться с хеттами и прогнать их с нашей земли.
— Ну вот видишь, Нефи, — обернулся к жене фараон, сильно сощурив глаза, — и князь Дамаска подтверждает, что Тушратта погиб. А ты всё говоришь мне о клетке, где позорно томится наш дед.
— Да лжёт он прямо нам в лицо! — вспыхнула Нефертити, и на её белом красивом лбу пролегли глубокие поперечные складки. — Тебе все лгут. Тот же Туту совсем заврался, а ты всё веришь ему. Давай прижжём раскалённым железом этого азиата или посадим его на кол, и ты сам увидишь, как он заговорит прямо противоположное. А заодно и с Туту надо так же.
— Что она говорит? — толкнул локтем Нури Амисеба.
Тот краем губ прошептал:
