Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Нет, он прав, конечно же прав. К чему все эти слезы и сопли? Уходя, уходи. Ну он и уходит. И ей все понятно, и она не ребенок, и он никогда ничего не скрывал. Да, он женат, и у него малолетний сын. Работа, другой город и другая, совсем параллельная, жизнь. И разве он ей что-то обещал? Нет и нет, никогда. Ну и, в конце концов, захотела бы – прогнала. Ее никто не неволил.
Никитин бросил прощальный взгляд на ее комнату, давно чужую и почти позабытую, насквозь, как и ее обитательница, пропитанную печалью. Снова поймал, уловил запах старого дома – прелого от сырости белья, старой разбухшей древесины, дешевых духов. Нет, никогда. Никогда он не сможет остаться здесь навсегда у Таси, нежной, пылкой, верной. Никогда не сможет вернуться в этот полупустой и тоскливый город, не сможет изменить свою жизнь, повернуть ее вспять. Никогда. Никогда не сможет и никогда не захочет.
– Родители! – зачем-то от порога попытался оправдаться он. – Вот, понимаешь, приехал и смылся! Такие будут обиды! Ну, ты все понимаешь, – снова повторил он.
– Иди, – все так же бесцветно проговорила Тася. – Я все понимаю. Иди, иди! Хватит, Дима! Ну просто невыносимо это! Невыносимо, – с болью повторила она.
Он поморщился и, не глядя на нее, сказал:
– Будь счастлива, Тася. Поверь, это от чистого сердца и открытой души!
Она рассмеялась – зло, некрасиво, хрипло.
– Чистого? Ну, конечно. Я снова все понимаю, в которой раз, Дима. И верю, конечно же, верю, что все – от чистого сердца и открытой души! – Помолчав с минуту, она выдавила с большим усилием: – Иди уже, а? Сколько ж можно…
До дома Никитин дошел быстро – утренний холодок бодрил и освежал голову.
Конечно, все спали. Он осторожно пробрался в их бывшую с братом комнату и рухнул в кровать.
Да, получилось как-то паршиво, если по правде. Но у него оправдание – он был пьяный. А она? Между прочим, могла обидеться и не открыть! И он бы спокойно вернулся домой. Но ведь открыла! И в чем он виноват? Обычное дело – старая любовница, нетрезвая голова, проблемы в семье. Да тысячи мужиков побывали на его месте! И, кстати, не мучились. Смахнули ситуацию, как комара с плеча, и все забыли! Но почему так противно и тошно? Скорее всего, Тася здесь ни при чем – просто он предвкушает свое возвращение. Возвращение, так сказать, в родную семью. Вот именно – «так сказать». Так сказать, что в родную. Так сказать, что в семью. Там плохо, а здесь невозможно. Куда податься? А никуда. Живи и постарайся устроить и украсить свою жизнь так, чтобы было полегче, повеселее. Другого выхода нет.
В тот день он проспал до обеда, к которому его разбудила замученная хлопотами и гостями мать.
Пришли брат с женой, все уселись у стола. Никитин видел, что у Ивана все хорошо – бросались в глаза их с Томой нежность и понимание. Забота и любовь светились на их лицах. «Ну хоть здесь слава богу, – подумал Никитин. – Ванька, кажется, счастлив. Работой доволен, жену обожает. Родителей опекает. Что сказать – молодец!» Не мучили Ваньку амбиции, не крутили честолюбие и тщеславие. Живет человек на своем месте и счастлив. Нет, не прикидывается, Никитин бы понял, почувствовал. И впервые почувствовал крошечную, с булавочную головку, черную зависть. А ведь Никитин всегда искренне думал, что это Ванька будет ему завидовать. И было чему. Он так думал всегда, но теперь, кажется, впервые засомневался.
Правда, с детьми брат с женой не спешили. А может, не получалось? Кто знает. Не было у них времени об этом поговорить. А надо бы. Но снова, как всегда, не успели.
Провожали его на вокзал тоже, как всегда, всем семейством. Ванька тащил коробку с банками: варенья, соленья. Все то, что собрала хлопотливая мать. Никитин снова злился, отказывался, мать обижалась, отец сурово и недовольно поджимал губы, брат Ванька исподтишка строил рожи: возьми, что тебе, трудно? Чего ты артачишься?
Когда наконец, недовольно фыркая и кряхтя, поезд двинулся с места, Никитин облегченно выдохнул – ну все. Правда, чуть сжалось сердце: на перроне стояли свои. Его семья – мать, отец, брат с невесткой. Родные люди. Но почему ему так не терпится уехать? Почему? Ведь там, дома, если по правде, ничего хорошего его не ждет. Да, чудеса. Ведь только здесь, в Н., в отчем доме, ему всегда рады и готовы принять любого и в любую минуту, невзирая на его настроение и состояние: уставшего, потерянного, разочарованного. Несчастного.
И все-таки он рвется туда, домой, в столицу! Значит, теперь там его дом.
* * *
Его дом… Да нет, давно уже не было его дома. Давно не было покоя, тишины, разговоров по душам. Да и были ли они раньше? Из этого самого дома хотелось бежать. Бежать без оглядки, куда глаза глядят. Только куда? И от кого? От сына сбежать он не мог.
Когда похоронили тещу, все облегченно вздохнули. Неловко за это не было – слишком намучились, слишком. Да и ей облегчение – слава богу, отмучилась. Все отмучились. Не приведи господи ее жизни никому, даже врагам.
Похоронили торопливо, словно заметая следы: никого из родни обзванивать не стали, да и какая родня? Давно ни с кем не общались.
Возле гроба стояли Никитин с женой и верная Лидочка.
После похорон скромно посидели на кухне под Лидочкин винегрет и холодную водку.
Лидочка, как ни странно, была, кажется, единственной, кто искренне горевал.
Тата резко прервала ее, когда та зашлась в слезах:
– Скучаешь? Ага. Мало она тебя мучила! Да и всех нас, между прочим.
– Так человек ведь, – всхлипнула Лидочка. – Все равно же человек.
– Давно уже нет, – отрезала Тата. – Да я и не помню ее человеком.
Конечно, стало легче, что говорить, и Тата все приговаривала, что теперь наконец они начнут жить.
Как будто, можно подумать, раньше они не жили! И в кино ходили, и в рестораны, и ездили отдыхать. Ему казалось, что теперь, после ухода тещи, жена вдруг возомнила и поверила сама, что это она, хорошая дочь, продлила ее дни, преданно за ней ухаживая.
«Наверное, так ей было легче», – пытался Никитин оправдать жену.
– Лиду я рассчитаю, – перед сном, густо намазывая руки кремом, так, между прочим, сказала жена.
– Как рассчитаешь? – не понял Никитин, отложил газету и, привстав на локте, уставился на жену..
– Очень просто. – Тата пожала полным плечом. – Рассчитаю, и все. Конечно же не обижу, не беспокойся.
– Погоди, погоди! – горячо заговорил он. – Нет, я не понял, как это рассчитаешь? Как же так можно, Тата? Лида же вырастила тебя! Столько лет ходила за мамой! Славик, наконец! А ты – рассчитаешь?
– Да надоело! – зло выкрикнула жена. – Всё надоело! И все! Видеть уже никого не могу! И Лидку эту! Старая стала, неловкая – крошки по столу, липкие пятна! Вечно загаженный пол. А запах? Нет, ты принюхайся! Старостью несет, затхлостью! Каплями этими! Кашей прогорклой! Как в приюте, в богадельне, ей-богу! Все у нее горит и сбегает, готовить совсем разучилась, ни черта не видит! То картошка в супе с шелухой, то еще что. Сил моих нет, понимаешь? Живу как в общаге.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
