Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
Рульер пишет, что Барятинский и Потемкин в момент убийства стояли на часах в дверях комнаты императора. Автор не забывает сообщить возраст второго офицера – 17 лет. Отметим сразу, возраст указан неверно. Потемкину к июлю 1762 года исполнилось уже двадцать два года. Откуда почерпнул Рульер ошибку, очевидно. Из письма Екатерины Понятовскому от 2 августа 1762 года, в котором она упоминает «унтер-офицера 17-ти лет по имени Потемкин».
Но эта ошибка здесь не единственная. Увы, но сторожить арестанта мог только Барятинский, ибо он был действительно офицером – подпоручиком л-гв. Преображенского полка, а Потемкин – только вахмистром л-гв. Конного полка, то есть унтер-офицером, что не одно и то же.
В третьем письме Екатерине Петр просит избавить его от присутствия офицеров в комнате, а Екатерина и в письме Понятовскому, и в записках подчеркивает, что выделила в охрану мужа только четырех офицеров. Их имена – Барятинский, Пассек, Баскаков и Чертков. И в том же письме Понятовскому императрица делает четкое различие между терминами «офицер» и «унтер-офицер»: «В Конной гвардии один офицер по имени Хитрово двадцати двух лет, и один унтер-офицер семнадцати лет по имени Потемкин…» Как видим, под офицерами определенно понимаются обер-офицеры. Поэтому Потемкин и не мог стоять в дверях.
Рульер обмолвился, что Петр попросил у жены прислать ему негра, собаку и скрипку. Откуда им взята информация? Из того же письма Екатерины. Почти слово в слово. Императрица пишет старому другу и поклоннику, что муж затребовал у нее «…собаку, негра и скрипку…» А на что опирается рульеровская дата? Оказывается, только на манифест от 7 июля и опять на знаменитое письмо Екатерины Понятовскому. Других подтверждений 6 июля нет. Остается картина приезда гонца из Ропши. Однако и она передана не совсем верно. Согласно Рульеру, Алексей Орлов, прервав обед императрицы, удалился с ней в кабинет, затем та позвала посоветоваться Панина. Между тем сам Никита Иванович Панин рассказал В. Н. Головиной иное: министр уже сидел в кабинете Ее Величества, когда вошедший Орлов сообщил печальную весть в присутствии царицы и вельможи. Причем, если Рульер именует Орлова Алексеем, то Панин – князем. А князь Орлов – это уже Григорий Григорьевич.
Так на чем основаны «анекдоты» Рульера, если из шести поддающихся проверке моментов только два соответствуют действительности, три не находят подтверждения, а один опирается на источники, допускающие различную трактовку? Получается, что на слухах, по которым можно судить о сути события (все-таки Рульер в курсе о пребывании в Ропше Барятинского и Потемкина), но не о деталях. А также на официальной информации – Манифесте от 7-го числа и письме Екатерины С. Понятовскому от 2 августа 1762 года (снабдившего француза возрастом Григория Александровича, характером просьбы поверженного императора). На сем скудный ручеек косвенных и прямых подтверждений правоты варианта Рульера исчерпывается. И мы можем смело заключить. Секретарь французского посольства не проявил должного усердия, дабы выведать правду, а у Екатерины Великой были все основания заявить по поводу его сочинения: «Трудно Рульеру знать, каковы вещи на самом деле».
Ну а теперь проверим господина Шумахера. Ему также известно о просьбе свергнутого государя. Но в отличие от Рульера он не повторяет за Екатериной о мопсе, скрипке и негре, а выдвигает иной состав – собака, скрипка и врач. Первый промах, скажете вы. Не исключено. Хотя, возможно, видимое несоответствие имеет вполне реальное объяснение. Продолжим проверку.
Берем в руки две записочки Алексея Орлова и… невероятно! Сразу три совпадения!! Сверяем оба текста:
Итак, Орлов сообщает императрице о приставленном к императору лакее Маслове и его отъезде в Петербург в сопровождении одного офицера. И Шумахер пишет о том же: единственный слуга Петра Федоровича – Маслов – в сопровождении одного офицера отправлен в Санкт-Петербург. Кто-то с сомнением заметит: прилагательное «посланной» относится лишь к офицеру. Не вытекает ли из этого, что в Петербург отправлен только офицер, а Маслов упомянут в качестве потенциального информатора? Нет, не вытекает. И по двум причинам.
Во-первых, «Маслов» и «посланной офицер» привязаны к одному глаголу «может», из чего следует, что оба они могут Ее Императорскому Величеству донести, в каком Петр состоянии «теперь». Оговорка «теперь» чрезвычайно важна. Именно ее присутствие в предложении позволяет сделать вывод об отъезде Маслова вместе с офицером. В противном случае становится непонятным, как не покинувший усадьбы лакей может поведать императрице о теперешнем состоянии хозяина. Телефона и радио в те времена еще не существовало. А если Орлов в письме имеет ввиду осведомленность Маслова вообще, то зачем тогда связывать его имя с обозначающим сиюминутность «теперь»?!
Во-вторых, чуть ниже Алексей Григорьевич подчеркивает, что возможное недоверие императрицы к нему могут рассеять Маслов и офицер. Но из указанной пары Маслов – единственный, кто действительно заинтересован донести до Екатерины правду о своем господине и кому та действительно способна поверить в случае сомнения в искренности Орлова. А бросающаяся в глаза недосказанность объясняется просто. Алексей Орлов, сочиняя письмо в сильном волнении, допустил две невольные ошибки. Забыл добавить после прилагательного «посланной» слова «с ним», а глагол «может» – употребить в более правильном множественном числе. Последнее произошло, по-видимому, из-за того, что Орлов, сидя с пером в руках, мысленно связывал только с Масловым надежду на получение императрицей точного представления о ситуации в Ропше. В идеальном виде рассмотренная нами фраза должна была выглядеть так: «а оной же Маслов и посланный с ним офицер могут…»
Между прочим, у Орлова есть еще одна двусмысленность. Желая смягчить впечатление царицы от получения не вселяющей оптимизма вести о здоровье узника, он столь торопливо предварил ее сумбурной фразой о недомогании лакея Маслова, что из контекста всего предложения не вполне ясно, то ли Маслов в момент сочинения послания хворает вместе с хозяином, то ли начальник караула захотел проинформировать императрицу, в каком состоянии отправлен к ней слуга Петра Федоровича…
Ну а если судить в целом, то принципиальная разница в свидетельствах Орлова и Шумахера одна – первый называет Маслова лакеем, второй – камер-лакеем. Что ж, Орлову виднее…
Рассмотрим четвертое важное совпадение. Шумахер сообщает, что приехавший 3 июля «придворный хирург Людерс, как и отправленный в тот же день в Ропшу придворный хирург Паульсен застали императора мертвым. Стоит заметить, что Паульсен поехал в Ропшу не с лекарствами, а с инструментами и предметами, необходимыми для вскрытия и бальзамирования мертвого тела». Любопытный эпизод. Из него следует, что Лидерс, приехавший в Ропшу, оказался не у дел. За ним приезжает с необходимыми инструментами хирург Паульсен и приступает к вскрытию и бальзамированию. Лидерсу, по-видимому, ничего не остается, как помочь коллеге.
Так, если Шумахер не ошибается, то где-то должен сохраниться документ, в котором отразилось бы совместное участие обоих в некотором деле и первенствующая роль Паульсена в нем. И такой документ есть. В седьмом томе Сборника Русского Исторического Общества в опубликованном реестре перечислены все пожалования и награждения императрицы Екатерины, сделанные ею с 28 июня по 16 ноября 1762 года. И в этом реестре Паульсен и Лидерс упоминаются единственный раз, но вместе. 31 августа императрица повелела выдать из кабинета «лекарю Паульсену 2000 руб[лев]., лекарю Лидерсу 1000 руб[лев]., лекарю Урлиху 1000 руб[лев]. Документ отчетливо свидетельствует: Паульсен и Лидерс получили вознаграждение за совместное участие в каком-то деле. Паульсен получил 2000 рублей за больший вклад, Лидерс и Урлих по тысяче – за меньший. Все соответствует Шумахеру. Паульсен осуществил вскрытие и бальзамирование; Лидерс и Урлих ему помогали. Причем Урлих, наверное, настоящий помощник Паульсена. Покидая Санкт-Петербург, тот, скорее всего, не ведал, что в Ропше встретится с Лидерсом, а Шумахер либо не знал о помощнике, либо предпочел не вдаваться в такие подробности.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
