Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Большевики между тем продолжали своё наступление; орудия, установленные на французских военных кораблях, стоявших в бухте на якоре, лишь слабо отвечали на их артиллерийский огонь. А англичане, проявив беспечность, переправили два орудия своего единственного крейсера «Калипсо» на землю и потащили их на линию фронта.
Западные союзники обещали верховному командованию Белой армии поддержку как на суше, так и на море. Севастополь был одновременно военным портом и крепостью; его защита имела решающее значение, если речь шла о том, чтобы удержать Крым. Однако в апреле 1919 года и без того не слишком активная помощь союзников прекратилась совсем, отчасти под давлением своих собственных правительств, отчасти под влиянием коммунистической пропаганды. Команда французского военного корабля устроила бунт под руководством матроса Марти, который стал позже депутатом французского парламента от коммунистической партии.
Под давлением союзников адмирал Саблин отдал приказ остаткам русского флота сняться с якоря и взять курс на юг, в Новороссийск, в то время как французы начали готовиться к сдаче Севастополя большевикам. Они предпочли сделать это без участия Белой армии в качестве свидетеля.
Ещё перед отъездом Саблина некоторые офицеры Балтийского флота слышали, что генерал Юденич готовится к открытию нового фронта на севере, чтобы идти на Петроград. Они просили разрешения идти в Балтийское море через Дарданеллы и Средиземное море на большой яхте «Лукулл» водоизмещением в триста тонн. А пока они оставались на месте в твёрдой решимости защищать Севастополь до конца. Последние часы их пребывания там прошли в чрезвычайно напряжённой обстановке, поскольку за их спиной французы вели переговоры с Красной армией.
Перед отплытием яхты русские офицеры присутствовали в соборе на богослужении по случаю страстной пятницы – последнем для них богослужении на русской земле.
Французский адмирал Амэт попытался побудить команду «Лукулла» спустить Андреевский флаг, но команда не сдалась. Последним жестом доброй воли с его стороны было то, что он гарантировал кораблю безопасный проход в Дарданеллы, а оттуда в Средиземное и далее в Балтийское море. Вся команда выстроилась на палубе, «Лукулл» поднял самый большой из имевшихся на корабле Андреевский флаг и покинул Севастопольскую бухту под салют французских военных кораблей. Это был последний русский корабль императорского флота, отплывший от Крымского побережья.
Для русских пасхальные праздники – символ надежды и радости, но та пасхальная ночь 19 апреля 1919 года была мрачной. Корабль был переполнен, и у молодых офицеров не оставалось другого выбора, как разместиться прямо на палубе, среди них был и Георгий. Море штормило, волны ударялись о борт, и, когда корабль стало качать, у Георгия началась морская болезнь. Один из офицеров взял на корабль огромного дога, который, видимо, уловил запах борзых, исходящий от одежды Георгия, поскольку вскоре он уже расположился рядом с ним. Взглянув на собаку, Георгий увидел, как по щекам животного катятся крупные слёзы. В своём глубоком несчастье он прижался к собаке.
Пройдя мимо Константинополя, они приплыли в порт Пирей, где «Лукулл» вынужден был остаться.
Плавание на корабле подошло к концу, каждый был предоставлен теперь самому себе. Георгий не собирался покидать Россию, но это было неизбежно, и такой ход событий поразил его в самое сердце.
Эмиграция
У дяди Георгия, графа Сергея Александровича Строганова, одного из самых богатых людей России, был ещё дом в Эз, на французской Ривьере, и квартира в Париже. Но, по желанию Николая II, все русские, жившие за границей, должны были в 1915 году вернуть в Россию все свои валютные запасы; царь сам первым показал в этом пример. Тем временем графиня Ольга и её дочь Элен добрались до Англии. Побыв немного у своего дяди, Георгий поехал к ним. Чтобы закончить своё образование, он в течение трёх лет посещал в Англии Оксфордский университет.
Его молодость, некоторая беспечность и способность надолго сохранять дружбу помогли ему справиться с трудностями эмиграции, дали возможность выдержать изменения, произошедшие в его жизни. Он и на чужбине чувствовал себя, как дома. Многие из его соотечественников, находившиеся в точно таком же положении, не были так счастливо предрасположены, как он. В будущем Георгию предстояло принимать нелёгкие решения, часто отказываясь при этом от своей свободы.
Несколько лет он прожил в Париже, но, в конце концов, решил окончательно переехать в Соединённые Штаты. Огромные размеры страны, сердечная теплота её жителей значительно больше нравились ему, чем перенаселённые западноевропейские страны, где эмигрантов в лучшем случае терпели, не давая им возможности полностью приспособиться.
Во всяком случае, все русские верили, что их возвращение на родину вскоре состоится. В определённом смысле они «сидели на чемоданах». Французская революция казалась им в этом смысле вдохновляющим примером.
Во время второй мировой войны
Вторая мировая война означала для Советов наступление решающего кризиса. Если бы Гитлер и Розенберг не проводили такую безумную политику, дела с коммунизмом обстояли бы совсем плохо. Но когда русский народ понял, что произошла лишь замена одной формы угнетения на другую, он, как это было уже не раз в русской истории, поднялся на борьбу против чужеземных захватчиков.
Так получилось, что на долю Георгия выпало стать непосредственным участником надвигающихся событий. Пока он, находясь в Соединённых Штатах, ещё ждал дальнейшего их развития, некоторые из его родственников уже были на войне. Его мать в то время жила в Париже, а сестра в Англии. Когда в 1941 году Германия объявила Соединённым Штатам войну, Георгий сразу же попытался добиться зачисления в американский флот. Дело осложнялось тем, что у него не было документов о получении им гражданства. Он затребовал их из Европы, когда там началась война, но они ещё не были получены.
М-р Олдрич, сестра которого была замужем за Джоном Рокфеллером, морским офицером, рекомендовал Георгия Щербатова-Строганова адмиралу Якобсу, начальнику отдела кадров американского флота. Там, несомненно, мог пригодиться человек его происхождения и с его знанием русского языка. Документы о получении гражданства всё ещё не были найдены. Тем не менее Георгий ходатайствовал о зачислении его добровольцем с тем, чтобы, как он говорил, «ознакомиться со всеми сторонами дела, поскольку речь, в конце концов, все-таки шла о другом флоте». Через три месяца, в декабре 1942 года, он стал лейтенантом флота и американским гражданином. После двух месяцев учёбы в Форт-Скайлер он успешно сдал в Нью-Йорке экзамен и был откомандирован на морскую базу в Филадельфии. Он жил у друзей, Уайденеров, и каждое утро в течение месяца являлся на службу. А затем он неожиданно был направлен в Вашингтон – «со степенью срочности номер один, что само по себе было значительно во флоте любой страны», – как философски заметил Георгий.
В Вашингтоне формировались языковые группы на случай возможной в будущем высадки американского десанта. Группы состояли из пятнадцати человек рядовых и ещё семи офицеров. В лагере Краудер Георгию было поручено руководство «русской» группой войск связи. В лагере было размещено семьдесят пять тысяч солдат; температура воздуха поднималась выше сорока градусов, а вокруг не было ни одного дерева. Через три месяца, в октябре, Георгий со своей группой был отправлен в Англию.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
