Сэм подошла к холодильнику и налила себе апельсинового сока. Сделала глоток – и желудок пронзила резкая боль.
– Мамуля! – Крик донесся до нее снаружи, как вой сирены. – Ма-му-у-у-ля!
Обе женщины бросились из кухни на улицу через боковую дверь.
– МА-А-МА-А!
Они огляделись по сторонам, посмотрели на поле, тянущееся до реки.
Река?
Сэм сломя голову бросилась туда.
– МА-А-МА-А. МА-А-МА-А. МА-А-МА-А!
Сэм остановилась, повернулась. Крик летел сверху. Откуда-то с лесов.
И вдруг этот жуткий, скрежещущий звук, когда что-то с треском ломается.
«О господи, боже мой, нет. Господи Исусе, нет. Нет!»
Ники обхватывал руками новые леса, словно в порыве горячей любви, а вовсе не потому, что понимал: стоит их отпустить – и умрешь.
Леса оторвались от стены дома и раскачивались, как сломанный кран, скрипели, потрескивали, наклонялись то в одну, то в другую сторону, ударялись о стену, отчего Ники чуть ли не падал, а потом отклонялись от стены так далеко, что Сэм думала: «Все, сейчас рухнут». Но они снова возвращались, ударялись о стену дома, на сей раз сильнее, с лязгом отбивали куски кирпичной стены, гулкий звук разносился по трубам.
Сэм стремглав бросилась к основанию лесов, попыталась удержать их руками, Хелен тоже подбежала и стала помогать ей, однако совладать с конструкцией женщинам было не по силам. Леса с каждым разом наклонялись все сильнее, и часть основания поднималась над землей рядом с Сэм, потом на мгновение со скрежетом выравнивались, после чего громко ударялись о стену.
Сэм подбежала сбоку, к старым лесам, которые еще были прикреплены к стене, и стала карабкаться по ним.
Ее руки немели от прикосновения к холодному ржавому металлу. Она подтягивалась, не замечая стоящей внутри лестницы, и упорно поднималась по вибрирующему сооружению, а ветер хлестал ей в лицо.
– Мама! Мама! Ма-ма-а-а-а!
«Иду. Иду, милый. Сейчас».
Сэм почувствовала, как ногу свело судорогой. Она расцарапала ладонь обо что-то острое, потеряла одну тапку. Она услышала треск, клацанье за спиной, повернулась и увидела Ники всего лишь в футе от себя; потом лицо сына оказалось прямо перед ее собственным, так близко, что можно было к нему прикоснуться; однако затем оно вновь откачнулось и исчезло.
«Господи боже, нет, пожалуйста, нет… Так далеко, теперь леса наверняка обрушатся…» Но они снова двинулись на нее.
– Дорогой, дай мне ручку… Вот сюда, держись за меня, так, молодец, умничка!
Сэм ухватила Ники за руку так сильно, что казалось, никогда уже больше его не отпустит. Его начало уносить в сторону, но она вцепилась в сына изо всех сил, почувствовала, как его рука вырывается из ее хватки.
– Держись, Тигренок, только не падай!
Рука растягивалась все сильнее. Боль стала невыносимой. Он отрывался от лесов.
«Осторожнее, будь осторожнее, иначе уронишь его!»
И тут Сэм почувствовала, что двигается сама.
«Нет!»
Раздался резкий треск.
«Нет!»
Словно отламывались щепки.
Леса отпрыгнули, как на пружинах.
«Отпусти, отпусти, отпусти».
Падение.
Она в ужасе, не желая верить, отпустила руку сына.
Стена уходила от нее. И Ники тоже отодвигался от матери, глядя на нее с перекошенным от ужаса лицом. Вбок, они уходили вбок.
«Нет!»
Земля приближалась к ней.
Падение.
Сэм развернулась, отчаянно пытаясь оттолкнуться, но было поздно, слишком поздно.
Она почувствовала, как все вокруг закрутилось со страшной скоростью, потом земля надвинулась на нее, ударила ее, вдавила желудок в позвоночник. Ее словно лишили воздуха, она услышала щелчок своих челюстей, ощутила мокрую траву, слякоть. Вокруг раздался какой-то странный приглушенный звон. Словно бы звучали церковные колокола.
29
– Багз?
Земля была мягкой.
Она шевелилась и пружинила под ней.
Простыни, кровать.
Сон. Это был… Ричард смотрит на нее, вот только свет какой-то странный, незнакомый.
– Как самочувствие, Багз?
Сэм нахмурилась. Голова у нее адски болела. Она пошевелилась – рука тоже болела. Язык жгло, во рту ощущался привкус крови.
– Ники, – сказала она. – Где Ники?
– С Ники все в порядке. Несколько синяков.
Сынишка смотрел на нее широко раскрытыми, серьезными глазами. Господи боже, он иногда выглядел таким серьезным. Сэм протянула руку, погладила его. От этого движения ее пронзила боль, и она поморщилась.
– Как вы себя чувствуете, миссис Кертис? – Незнакомый голос, мужской, приятный. Возле кровати стоит врач в белом халате, со стетоскопом в кармане, внимательно разглядывает ее.
– Я…
Комната словно бы начала вращаться вокруг нее.
– У вас сотрясение мозга. – Врач посмотрел на часы. – Вы были без сознания больше трех часов.
«Три часа? Нет, он перепутал. Должно быть, прошло… это случилось…»
– Где я?
– Вы в больнице графства Суссекс, в Брайтоне.
– В больнице?
– Да, боюсь, вы неудачно упали. Мы сделали вам рентген и УЗИ. Ничего страшного, никаких переломов нет, но некоторое время вам придется полежать. – Он улыбнулся профессиональной улыбкой, какой принято подбадривать пациентов. Врач был молодой. Моложе ее. – Вы еще дешево отделались, свалившись с такой высоты. Вам повезло, что накануне шли сильные дожди, а потому почва оказалась очень мягкой. – Он снова улыбнулся. – Я зайду к вам чуть позже.
– Спасибо, – произнесла Сэм одними губами. Мысли ее путались. В комнату заглядывало солнце, слабое зимнее солнце. И она видела кусок неба. Интересно, сколько сейчас времени?
Дверь закрылась, потом раздался щелчок. Она почувствовала, что кровать поползла вниз.
– Тигренок, не делай этого, – сказал Ричард. – Ты опускаешь мамину кровать.
Она услышала быстрые шаги, потом возбужденный голос Ники:
– Я вижу море!
Сэм уставилась на белый потолок и лампочку наверху. Провела языком по нёбу, зубам. Во рту саднило. Она опять ощутила привкус крови.
«Леса. Я залезла на строительные леса».
Она посмотрела на Ричарда влажными испуганными глазами. Муж сидел рядом, держал ее за руку.
– Я подам в суд на строителей, вот сволочи.
Сэм отрицательно покачала головой, медленно, осторожно:
