— Что же для этого надо сделать, Лизи? Что?
Лизи энергично покачала головой.
— Не могу сказать. Вы еще слишком молоды для этого.
Вдруг меня осенила страшная догадка.
— Это… когда целуешься… тогда и начинает расти?
— Ну нет! Для этого еще кое-что надо сделать.
— Лизи, скажи, что? Прошу тебя!
Лизи вздохнула.
— Надо исполнить супружеские обязанности!
Ага! Вот в чем дело! Опять дело в проклятом «этом самом»!
— А в чем она состоит, эта супружеская обязанность?
Лизи пожала плечами.
— Прошу тебя, скажи мне все, Лизи!
— Нет, нет и нет! — решительно возразила Лизи. — Больше ни слова! А то ваша гувернантка прибьет меня. Скажу только одно: ребенок растет в животе у своей матери. Растет и растет, а через девять месяцев выходит на свет.
— Откуда?
— Просто выходит! — упрямо повторила Лизи.
— Но откуда? Из пупка?
— Пониже чуть-чуть.
— Откуда пониже?
Лизи избегала моего настойчивого взгляда.
— Через маленькую потайную дверь, фройляйн Минка. Она у вас еще наглухо заперта. Вы еще слишком молоды.
— А потом дверь увеличится до таких размеров, что через нее пройдет весь младенец? Не рассказывай мне сказки. Ты все это выдумала, чтобы напугать меня.
— Ничего я не выдумала.
— Если не выдумала, докажи.
— А то, что женщины во время родов помирают, не доказывает это? — громко и ясно выговорила Лизи.
Вот оно что! Я поежилась, запахнув потуже свой халатик. Так, значит, женщины умирают не от того, что радуются появлению ребенка, как я всегда думала, а от того, что не раскрылась эта проклятая дверца, где бы она там ни находилась.
— Это самая большая тайна на свете! — настоятельно продолжала Лизи. — Во время родов некоторые истекают кровью. Или ребенок не может выйти. Иногда это продолжается несколько дней, могут произойти страшные вещи, иногда ребенка приходится вынимать большими щипцами, и это все очень-очень больно! Поэтому в ваших кругах молодым девушкам перед свадьбой ничего не говорят, ни о чем не предупреждают, а то никто бы и замуж не выходил.
— А взрослые знают это?
Лизи утвердительно кивнула.
— Взрослые знают.
— А прислуга знает?
— Прислуга тоже знает.
— А моя тетушка Юлиана?
— Фрау Танцер? Еще как знает!
Я замолчала. Уважение к тетке выросло еще больше.
— А у леди Маргиты есть дети? — спросила я.
— Нет, у нее нет, — быстро ответила Лизи.
— У нее с английским лордом был платонический брак?
Лизи с удивлением посмотрела на меня.
— Откуда вы знаете такие вещи?
— Я давно это знала.
— Нет, у нее был совершенно нормальный брак. Но она никогда не хотела иметь большую семью, а лорду не хватало темперамента. Он был немножко не от мира сего…
— А махараджа?
— Он — от мира сего! Он наверняка не дает ей ни минуты покоя. Но в письме об индийском ребенке ничего не говорилось. Она, наверное, счастлива.
«Так, — подумала я про себя. — Значит, можно быть счастливой, и при этом не каждый раз в чреве начинает расти младенец».
Только теперь наконец я поняла, почему у некоторых женщин, чаще всего у бедных, так много детей — десять, двенадцать и даже шестнадцать. Я ломала себе голову над вопросом, зачем им так много детей? Теперь мне стало ясно как день: они не могут сами решать, сколько их будет.
Я надеялась, что теперь меня ждет самое страшное открытие о рождении ребенка. Ведь что может быть страшнее, чем тащить крупного младенца из чрева матери с помощью щипцов? Только «это самое». «Это самое» должно быть ужаснее всего на свете, иначе Лизи сказала бы мне.
Оставалась еще надежда, что все это вообще ложь и обман.
— Лизи, если ребенок вырастает в чреве матери… ведь это должно быть видно?
— Конечно, видно, дорогая барышня.
— Неправда, — триумфально воскликнула я, — когда появился мой брат…
— Простите, барышня, должна вас прервать, но это правда!
— Нет! Тебя же там не было!
— Да, когда ваша матушка носила вашего братца, меня не было. Но я тысячу раз видела у других женщин. Когда живот увеличивается, это значит, что малыш подрастает. Тогда пояс юбки натягивают все выше и выше, чтобы живот был не так заметен. А сейчас припомните, как ваша матушка выглядела перед тем, как ваш братик должен был вот-вот появиться на свет!
Я опустила глаза.
Лизи была права. Незадолго до появления на свет моего брата талия моей прекрасной матери поднялась почти до самой груди. Но тогда я не задумывалась над этим, и никто не сказал ни единого слова по этому поводу.
— Теперь поверили, что я говорю правду? Что я не лгу? Нет?
— Да, прости, Лизи. Мне очень жаль.
— Ничего, барышня, все хорошо. — Лизи показала на марципановое сердечко, которое я все это время держала в руке. — Скушайте, барышня, красное сердечко! Очень вкусно!
— Конечно, вкусно, — сказала я, хотя есть мне расхотелось. — Еще один вопрос. Ответь, пожалуйста, и я оставлю тебя в покое.
Лизи выпила свой чай и откинулась на спинку стула.
— Если женщина несколько месяцев носит в своем чреве ребенка, а во время родов может умереть, то в чем же ее преимущество?
— Но почему вы спрашиваете об этом?
— Потому что в моей английской книге, доктора Джонсона, так написано. Природа одарила женщину такими преимуществами, что закон должен в чем-то и ущемить ее… Ты понимаешь, что он имеет в виду?
— Отлично понимаю, — весело сказала Лизи, бросив на меня умный взгляд. — Преимущества женщин в том, что под юбкой у них сущий рай. Вот что имелось в виду.
— Что?!
— Рай, говорю! Под юбкой.
— Но, Лизи, — в ужасе закричала я, — у дамы нет ничего под юбкой. Только — воздух.
— Нет, барышня, есть еще что-то, — радостно возразила Лизи, — только об этом в обществе не говорят вслух. Но послушали бы вы, о чем болтают мужчины, когда собираются одни, без женщин. Вот, к примеру, в столовой для прислуги: мол, к бабенкам надо быть добрее, потому что у них там… райские кущи, ну, понимаете… скажу вам по-простому… там, между ног…
Лизи всплеснула руками и вся затряслась от смеха.
Мое лицо залилось краской смущения. Там, под юбкой? Сущий рай? Ведь там, насколько мне известно, только срамные места. И что же, для мужчины — это сущий рай?