Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
— Ну, чего встал? Ноги вытер? Проходи. Отче святой тебя заждался, уже два раза спрашивал. Хотя погоди-ка! Сейчас.
Тетка Алена подхватила на руки мгновенно запунцовевшего от смущения монаха и легко, словно ребенка, перенесла с лавки на постель.
— Давайте беседуйте, а потом кашки поедим с молочком, — Алена глазами строгой воспитательницы детского сада взглянула на монаха и предупредила: — И не вздумай опять отнекиваться! Насильно запихну!
Отец Михаил обреченно закрыл глаза — видимо, опыт общения с Аленой быстро и эффективно приучил его к покорности. Мишка, стуча костылями, подошел к постели, присел на стоящий рядом чурбан, исполняющий роль табурета. От отца Михаила тоже пахло хорошо: баней и лекарственными травами.
— Здравствуй, отче, поклон тебе привез от друга твоего отца Феофана.
— Спаси тя Христос, Миша. Как он, благополучен ли?
— Вполне благополучен, у епископа Симеона в ближних людях состоит. Крамолу и ересь изыскивает и искореняет.
— Ну да, изыскивать и искоренять как раз по его натуре. А сам-то как, вижу — ранен?
— Ничего страшного, отче, заживает уже.
— Ну и слава богу. А я вот то ли в рай попал, то ли…
Взгляд монаха зацепился за богатырскую фигуру Алены.
— …то ли еще куда. Сплошные соблазны вокруг. Лежу вот, телесно ублажаюсь…
— И правильно! — поддакнул Мишка. — Ты, отче, нам здоровым нужен.
— Сила не в плоти, но в духе!
— И в плоти тоже, — не согласился Мишка. — Помнишь, как латиняне говорят: «Militat spiritu, militat gladio»? «Воюешь духом — воюй мечом». Твой меч, конечно, слово Божье, но и для него телесная сила нужна. У нас три сотни душ, закосневших в язычестве, появилось, как ты с этим управишься, если болеть будешь?
— Правильно, — встряла Алена. — А то уху есть не хотел! Жирная, видишь ли!
Отец Михаил осторожно покосился на Алену и тут же отвел взгляд.
— Вижу, отрок, многое тебе поведать надо. Сестры! Оставьте нас на малое время, мне исповедь принять надо.
— Пошли, Улька, — скомандовала Алена, — мы еще в церкви не закончили.
В сопровождении девчонки Алена двинулась было к выходу, но обернулась и произнесла тоном смертного приговора:
— А вернемся — будем кашку есть… — помолчала и зловеще добавила, — с молочком!
Отец Михаил выждал, пока за женщинами закроется дверь, и доверительно, полушепотом, произнес:
— Не женщина — лев рыкающий, прости меня, Господи! А вторая! Язычница, а в храме полы моет!
— Ну, у Алены и медведь на дудке играть будет! — Мишка с трудом сдержал улыбку.
— Только один раз в жизни такое, как сегодня, переживал, — продолжил трагическим шепотом монах. — Это когда на море буря случилась и наша ладья чуть не потонула. Только милостью Божьей и спаслись тогда из бездны вод. А ныне… Миша, ты не поверишь, в бане, без одеяний, в четыре веника меня… Думал, помру… Не женщины — две стихии необузданные.
«Да-а-а, можно только посочувствовать. Интересно, он отчего скорее помереть мог: от физического воздействия или от визуального? Алена кого хочешь впечатлит до беспамятства, а уж монаха-то… Впечатление же, надо понимать, было будь здоров. Чего-чего, а слезы в голосе я у отца Михаила не слышал никогда. Впрочем, а сами-то вы, сэр?»
* * *
Когда, впервые после ОСОЗНАНИЯ, Мишку повели в баню — по малолетству вместе с женщинами, он слегка оробел. Когда-то в детстве, в середине пятидесятых годов ХХ века, его тоже водили в женское отделение бани — старого здания из темно-красного кирпича, стоявшего недалеко от Сытного рынка. Визуального ряда детская память не сохранила, но до самого конца ТОЙ жизни помнился звуковой фон: умножаемый эхом, гулявшим под сводами обширного зала, женский гвалт, время от времени перекрываемый грохотом жестяных шаек, плеском воды и детским писком.
Тогда он был малым ребенком. Сейчас вроде бы тоже, но смотрел-то из детского тела зрелый мужчина! Как отреагирует организм на множество обнаженных женских тел в непосредственной близости? Не дай бог… Вот номер-то будет!
Робел Мишка, как выяснилось, напрасно. Детскому организму открывшиеся картины оказались совершенно «до лампочки». Тем более что лампочки-то как раз и не было — помещение освещалось двумя громко трещавшими от сырости лучинами.
Впечатление, тем не менее, оказалось очень мощным и неожиданным. Сильные, пышущие здоровьем (и не догадаешься, что не по одному разу рожавшие) женские тела, природная грация, естественная экспрессия, размашистые, но точные движения, царская осанка…
Куда там всяким Эммануэлям и Чиччолинам вкупе с прянишниковскими мочалками! Можно подумать, что порнодивы просто-напросто принадлежат к иной ветви эволюционного древа земной биосферы. Эти-то как раз от обезьян и произошли, а ратнинские женщины одним своим видом подтверждали гордое убеждение славян: «Мы — внуки Божьи».
А рядом со взрослыми женщинами — Мишкины старшие сестры. Подростки, но никакой угловатости, неуклюжести, костлявости — крепость и изящество. Еще только проклевываются черты женщин, но каких женщин! Как с почти балетной обманчивой легкостью подхватывает полуторапудовую бадью с водой мать, как колышется тяжелая грудь Татьяны… Общее впечатление: «пыльным мешком из-за угла». И это еще мягко сказано.
Мужики, по прошествии времени, удивили еще больше. Единственное, с чем можно было сравнить увиденное, — фотографии богатырей первых десятилетий ХХ века: Поддубного, Заикина и других мастеров французской борьбы, жонглирования чугунными гирями и сгибания железного лома. Покатые плечи, плавные формы, только угадывающиеся, а не выпирающие, как у культуристов, стальные мышцы. Ощущение гармоничной мощи и понимание, что только на таких телах и может сидеть как влитая стальная кольчуга.
Глубинная, сущностная антитеза накачанным тренажерами и химией, «проработанным» до кондиций анатомического театра бодибилдерам, от которых парфюмом прет аж до десятого ряда партера.
А еще жуткие шрамы боевых ранений. Если уж чужая сталь прорывает кольчатый доспех, то что же она творит с человеческой плотью! Прямо-таки мистический ужас: не то воины Армагеддона, не то хозяева «Обители героев» — Валгаллы. А на самом деле обычные мужики.
И все это сложное смешение изумления, восхищения, нового познания женщин и мужчин своей семьи породило у Мишки твердое, хотя и трудно выразимое словами понимание того, как смог русский народ перенести тысячелетие вторжений и междоусобиц, смут и бунтов, реформ и экспериментов, культурных, социальных, научно-технических и еще хрен знает каких революций. Выжить, победить, раздвинуть пределы, пасть, подняться, возвеличиться… и снова, в который уже раз, окунуться в весь этот кошмар, не теряя надежды, даже уверенности в новом грядущем величии.
* * *
Ничего удивительно, что отец Михаил не смог подобрать иного сравнения, нежели «стихии необузданные». Еще повезло, что не свихнулся или «дедушка Кондратий не посетил». Всего-то и последствий, что тяжелое обалдение и замена пастырских нравоучений «плачем в жилетку»:
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
