Речь Алвареса имела громадный успех. Черные братья совсем обезумели. Я боялся, как бы они не увидели в нас с Майком последышей белых пришельцев, и не порвали на куски. Но я зря беспокоился — негры уже давно держали и его, и меня за своих, а солдаты из Тонга-Со — те вообще видели в нас цвет аристократии новой Контвигии. За которую завтра наверняка многие из них умрут.
Кто-то притащил банки с краской. Краска оказалась давно засохшей, ее стали разводить жидкостью, похожей на авиационный бензин. Через несколько минут после окончания речи Жоама на броне появился некий флаг…
Я пригляделся. Цвета штандарта был мне знакомы: вверху — зеленая полоса, внизу — черная. Только вместо президентской звезды на их фоне белел монархический символ, подозрительно похожий на кельтский крест.
— Любопытный символ, — сказал я. — Наверное, он древнее христианского на тысячи лет.
— Но я не уверен, что африканцы позаимствовали его у друидов, — сказал Майк. — Скорее, наоборот. Или просто такое совпадение. Хотя, кто теперь скажет точно?
… Пьянствовать Жоам не разрешил. Кликнув командиров взводов, он приказал собрать их личный состав в более-менее приличном порядке, чтобы раздать оружие и сделать примерный расклад по боеприпасам.
Работа по вооружению армии затянулась до вечера. Не всем понравился выданный тип оружия, кто-то орал, что тяжелый гранатомет пусть таскают вон те бегемоты, а некоторые наоборот, считали, что солдатский автомат ниже их достоинства.
К счастью, таких было немного. В большинстве своем все, даже наемники, принимали жизнь такой, какая она есть. Деньги уже перечислены, жрать дают, какая-никакая, а крыша над головой есть, игрушку дали, завтра либо убьют, либо удастся покуражиться над побежденными… Что еще надо для счастья?
* * *
Жоам, как я в очередной раз убедился, был хорошим воеводой. Я спросил его, что будет, если наша первая атака не увенчается успехом, а мэр-президент дозвонится до Луанды и, покаявшись в грехе сепаратизма, попросит-таки военной помощи, которую затем получит? Алварес усмехнулся: ты разве забыл, что семерка диверсантов уже находится в Руздане? Сегодня ночью она обрежет все возможные телефонные кабели, а непосредственно перед штурмом поднимет на воздух пост-офис и его радиовышку с тарелками спутниковых антенн; и такие же антенны на крышах дворца, гарнизона, отеля и аэропорта будут уничтожены все теми же диверсантами. Остается, конечно, риск того, что какой-нибудь энтузиаст-коротковолновик заорет в эфир о набеге захватчиков, но к такому сигналу вряд ли прислушаются настолько же внимательно, насколько к официальному сообщению. А раз так, то и времени должно хватить. И все-таки он, Жоам Фернанду Алварес, рассчитывает взять Руздану с первого раза. Тем более что связь с диверсантами есть, и они после начала штурма станут корректировщиками огня.
Майк спросил, где будет его место в завтрашнем сражении. Жоам ответил, что король и принц ни в коем случае не должны лезть в первые ряды, но отсиживаться в окопах аристократам не пристало, поэтому их место будет в бронетранспортере.
— Боюсь, что его вряд ли выдержит «Джерико», — сказал я.
— «Джерико» не повезет БТР, — сказал Жоам. — Там будут только люди. Часть людей, а с ними и его величество Майк, высадится на территории Заира, а потом транспорт пойдет к гавани. Пока «Гил» поливает огнем бастионы, морская пехота войдет в город со стороны пляжа… Насколько я помню данные вашей разведки, южная стена давно разрушена…
— А «Стюард-Стивенсон»? — спросил Майк.
— Грузовик останется здесь. Толку от него при штурме немного — он слишком уязвим. И не хотелось бы с ним входить в Конго — машина чертовски тяжелая, и если сядем на мель, все пропало. Да и потом… Впрочем, причина и без того достаточно веская, чтобы не брать грузовик.
Не знаю, как Майк, а я заподозрил, какова истинная причина того, почему Жоам решил оставить грузовик на аэродроме, да еще лично проверил, чтобы оба его бака были заправлены под завязку. «Стюард-Стивенсон» был заготовлен на случай, если придется драпать… Если превратности войны вдруг окажутся против Жоама, и его выбросят за Конго, то ему не останется ничего другого, как с остатками армии удирать в Тонга-Со. Но я не стал уточнять. Я спросил о другом:
— Тогда каким образом БТР дойдет до Рузданы? Своим ходом?
— Да, — ответил Жоам. — БТР под руководством Балтазара будет форсировать Конго. Кстати, твое высочество тоже будет на борту. Я не хочу держать вас с Майком вместе во время перехода. Этот транспортер — амфибия. Он сможет несколько минут продержаться над водой, а этого достаточно. Глубоко только у заирского берега, да и то не везде. Не утонете. Потом пойдете к месту высадки, перейдете границу, и там вас обоих оставят, чтобы чего не случилось. Когда начнется работа, БТР будет прикрывать штурмовиков своим огнем, а после того, как в город ворвутся и с других сторон, машина вернется за вами, и вы войдете в Руздану торжественным арьергардом.
— Не забудь свою угонку, — посоветовал я. — Когда станет безопасно, будешь стоять во весь рост и размахивать ей. Если так положено, конечно.
— Думаю, хуже не будет, — улыбнулся Майк.
— Конечно, — согласился Жоам. — Ваше величество и ваше высочество, я вас оставляю решать государственные дела, а сам пойду посмотрю, как там идет подготовка.
Алварес поднялся, направился к выходу, но задержался у двери. В проеме четко виднелся его широкий силуэт.
— Завтра я возьму этот город, — негромко сказал Жоам.
И он вышел из командирского барака на летное поле, где, несмотря на спустившуюся ночь, кое-где гомонили бойцы.
— Ну что, Майк, значит, завтра ты станешь королем? — спросил я после небольшой паузы.
В бараке было темно, но я отлично представил себе, как Новински пытается разглядеть, нет ли на моей физиономии усмешки.
— Я надеюсь на это, — процедил он. — Но ведь и ты не остаешься в стороне, так ведь?
— Для меня это ничего не значит, — сказал я. — Ты же понимаешь, что выбора у меня не было. А оставаясь с тобой и Жоамом, я все же имею шанс добраться до дома.
— Но ты же мог остаться с американцами. Они, наверное, помогли бы тебе выбраться из этого места. Или договорился бы с этим буром… с Эрвином, так, кажется, его зовут?ться из этого места. я до дома. Новински пытается разглядеть, нет ли на моей физиономии
— Эрвин… Да, это хорошая идея… Но нет, Майк, я уже говорил тебе, что ренегатство не в моих привычках.
— А если бы стоял вопрос иначе — предать или умереть? Ты бы как поступил?
— Почему ты спросил?
— Потому что я и сам не знаю, как поступил бы я, — ответил Майк. — И смотрю, ты ведь тоже не уверен в себе. Верно?
Я не стал отвечать. Я действительно не был уверен. В том, что любой из возможных вариантов моего ответа не будет ложью.
— Майк, — позвал я.
— Что?
