Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Папе все это – баловство и трата времени.
– Благословенные люди выдумали топливо, твоей маме лишь бы меня уесть, делать ей нечего, – папа беспечно чистит своим кривым перочинным ножиком позднюю грушу. – И так каждый день!!
– Твой папа – как будто из леса вышел, медведь настоящий, никак из него человека не сделаю, – торжествует мама. – Да я терпеть не могу запах солярки, зачем она, если можно все сделать по правилам!
Я оказалась на стыке: тоже не люблю запах солярки, но все, что в моей жизни получается, должно получаться легко.
Если я вижу, что двери открыты, то надо туда зайти, но ломиться в закрытые – не буду.
Я почему-то знаю, что мое ко мне придет само.
Но тем не менее я готова – много лет выкладываю шалашик, колодец или крестик. Как бы само собой, легко, не раздумывая и не мучаясь.
И это укладывание правильного костра происходит в течение всей жизни. Все, что ты делаешь – выкладываешь щепочки и веточки, медленно и верно, может быть, и сам не замечая, но когда-нибудь появится зажженная спичка, и все будет гореть как надо.
Папина машина
Папа купил свою первую машину, когда ему было уже за пятьдесят, а предварительно ходил в автошколу и сдал на права – все как положено, а не как было принято – просто дать на лапу и эти права купить.
Нет, мой папа – человек закона и порядка!
Он учил знаки и правила вечерами после работы, и рассказывал их мне, и потом проверял – усвоила я или нет?
Первая машина была красного цвета.
Папа так водил, что можно было к нему сажать беременных и младенцев, и никто бы не шелохнулся, плыли бы, как у матери на коленках.
И все время в пути рассказывал, как и почему он здесь поворачивает, почему остановился за столько-то метров до переезда и какой негодяй что именно нарушил рядом.
Потом эту первую машину он отдал сыну, себе купил вторую, как раз родился внук Гиушка.
Знаете, что такое в деревне быть владельцем машины?
– Мурадыч, сегодня в город едешь? – каждое утро спрашивали соседи через забор.
Папа важно вытирал руки замасленной тряпицей – эти вечные тряпицы водителей! – и сообщал, что поедет не раньше трех. Возьмет двух человек, больше мест нет, везу дочку на вокзал!
Машина была коричневая, рабочая лошадка.
Папа возил в ней и тюки сена, и мешки с кукурузой, и внутри все время пахло здоровым, опрятным стариком и деревней.
Когда я стала девушкой на выданье, мне было стыдно, что папа совсем уж опростился, и требовала переодеваться перед поездкой в костюм и рубашку. Младшая дочь! Папа нехотя соглашался, и мы ехали наши пять километров до Города, чинные и в радостном предвкушении маленького праздника.
Газовый баллон зарядить, масло поменять, сена купить, а потом на базар, где папу все знают и спрашивают: Мурадыч, это внучка твоя, что ли?
Нет, гордо отвечал папа, пробуя сыр, это младшая дочка, приехала вот с детьми. По списку все берем, бабка написала!
Потом загружаем полные добра сумки в багажник и едем домой, минуя эвкалиптовые аллеи, чайные ряды, мелькающую холодную речку, мосты и автобусные остановки.
– Подвожу только женщин с детьми! – Папа останавливался при виде любой мамаши с сопливым малышом в скрипучем новом костюмчике, они садились, смущенные и возбужденные неожиданной удачей, благодарили и оглушительно пересказывали деревенские новости.
– Па, а почему других не сажаешь?
– Чего им помогать, молодые, здоровые, а малышей жалко.
Все наши дети научились шоферить именно на папиной машине.
Она старела, ржавела, кряхтела, но держалась как могла.
Без нее и двор наш было невозможно представить.
А еще я один раз сшила новые чехлы.
Купила какую-то несуразную оранжевую ткань, изучала выкройки, строчила длинные детали, выворачивала и наметывала, торжественно натянула на сиденья – папе вроде понравилось. Но в первую же поездку чехлы скукожились и сбились – ткань была слишком тонкая, форму не держала. Я их разглаживала, садилась аккуратно и не ерзала, всех шпыняла, а они все равно выглядели как груда неопрятного тряпья.
Папа долго терпел, потом пробурчал – не умеешь, не берись, да и содрал чехлы.
Я их потом пустила на абажур и на тряпки для мытья окон.
Папа учил нас водить либо на заброшенном аэродроме, либо в Пичвнари – на последнем отрезке пляжа среди сосен.
Машинка уже совсем была древняя, натужно выла и гремела, по пути из нее вылетали детали, но ездила, ездила.
– Хорошо бы мне «Ниву», – вздыхал папа и покупал очередной аккумулятор для своей старой лошади.
Зятья стеснялись и обещали каждый раз купить новую машину. Папа радовался и мечтал.
А обещанное никак не удавалось. Папа все больше глох, плохо видел, уже пару раз чуть не влетел в аварию и все валил на старую машинку, которая не слушается.
В этот приезд папа дремал возле телевизора, мама семенила за своими птицами, цвела примула на склонах, апельсины падали в руки, эвкалипты пахли – все как обычно.
И только нашей древней машины нигде не было видно.
– Продали, – между делом сказала сестра.
Наверное, папа уже никогда не сядет за руль. Никогда больше не повезет своих птенцов на базар покупать сено корове или на вокзал – провожать на поезд.
Никогда больше не встретит нас ледяным кобулетским утром в полутьме, легко подхватив пудовые сумки, а потом не повезет на море, часами ожидая в тени, пока внуки наплаваются.
Сколько было радостного в этих крошечных путешествиях!
Остановиться возле каждого столба, попить воды из источника, купить мороженого в жару и быстро съесть, пока не растаяло.
Возить полную машину баллонов с водой, когда в деревне все пересыхало.
Ездить на речку и мыть усталую дымящуюся груду железа, щедро поливая из ведра.
Поехать к братьям, упоить весь стол и с протяжными песнями вернуться домой по виртуозно неудобным дорогам, знакомым до каждой рытвины.
Хорошо было дремать рядом с таким водителем, сквозь ресницы наблюдая мелькание огней чужих фар.
Папа, слава Богу, жив.
Он снова пешеход, ушла его боевая техника, его прибретение и танк для защиты семьи.
Он читает газеты, почти ничего не слышит, дремлет, сложив сильные руки на уютном животе.
Наверное, он больше никогда не сядет за руль.
Мужчинам тяжело стареть.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
