Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
По мнению Мариана Брандыса, подобная исповедь «исключала объективный подход к прошлому» и не могла не способствовать «ее мифологизации».
* * *
Брак Марии, как говорят, очень огорчил пленника острова Святой Елены. Император, по свидетельствам очевидцев, «всегда сохранял чрезвычайно нежные чувства к мадам Валевской, и не в его характере было позволять тем, кого он любил, любить что-нибудь, кроме него». Расстроившее его известие это он получил лишь 18 января 1817 года. Немного подумав, он все же одобрил брак Марии, хотя в тот момент и в тех обстоятельствах от его мнения уже давно ничего не зависело.
Но Мария недолго наслаждалась счастьем брака.
В конце 1816 года она сообщила мужу, что ожидает ребенка. Шесть с лишним лет назад, в мае 1810 года, она произвела на свет сына без особых осложнений и полагала, что и сейчас все будет так же. Она не обратила внимания на некоторые особенности, которые с самого начала отличали эту беременность, объясняя их тем, что просто стала старше. Между тем беременность протекала тяжело: Мария быстро утомлялась, ее мучил токсикоз. Наконец, она решила съездить на родину, чтобы посоветоваться со знаменитым варшавским гинекологом, доктором Чекерским, который помогал ей при родах Александра. Генерал пытался отговорить жену от далекой и утомительной поездки, но она настояла на своем и в первых днях января 1817 года уехала из Льежа.
24 января она писала мужу:
«Мой единственный, дорогой!
Я прибыла в Валевицы вчера в девять вечера. Сегодня утром меня разбудило твое письмо, озарившее мне день. Оно пришло быстрее, чем я доехала, но что поделаешь, у него нет старых костей и ему не приходится трясти их на ухабах. Дорогой, ты не представляешь себе здешних дорог! Я думаю, что до тебя уже дошли некоторые из писем, отправленных мной, когда только бывала возможность; но я хотела бы, чтобы это было другим. Это ответ на твое письмо, которое я поняла и которое меня сделало счастливой. То и дело читаю его и буду еще перечитывать. Наша разлука часто гнетет меня своей тяжестью, но эта тяжесть исчезает, когда я полностью сознаю, как мы тесно друг с другом связаны <…> О, муж мой, который является мною, в каком бы ни был ты отдалении, ты всегда со мной! То, что ты пишешь об Александре, радует меня и наполняет весельем. Поцелуй его и потрепли за волосы от моего имени. Не хочу скрывать от тебя, что чувствую себя довольно слабой. Иногда бывает предчувствие чего-то, чего я страшусь. Делаю все, чтобы этому не поддаваться; стараюсь думать, как бы ты над этим подшучивал; стараюсь бороться с глубоко укоренившейся во мне, я знаю об этом, склонностью не противодействовать беде, которая мне угрожает. Ничто не помогает, даже мысль о спящем во мне ребенке. Какое-то глупое состояние, и сегодня, когда буду в Кернози, помолюсь еще раз в часовне и найду силы посмеяться над своими страхами. Я вижу, что это письмо, которое должно было быть таким теплым и нежным, опечалит тебя. Но все же пошлю его, потому что как же я могу что-то скрывать от тебя? Ты будешь хотя бы знать, что я отношусь к нашей женитьбе так же, так ты. Это сущая правда. Если бы я знала, что умираю, то плакала бы не от того, что ухожу из этого мира, а от мысли о твоем одиночестве после моего ухода. По мере того как я пишу тебе, моя смелость оживает, но письмо посылаю тебе трусливое, потому что я трусиха. Прости меня, дорогой. Малышу напишу.
Твоя всегда любящая жена
Мария».
Доктор Чекерский после тщательного исследования пациентки установил у нее полное истощение организма и застарелую болезнь почек, которая под влиянием беременности угрожающе обострилась. Врач заявил будущей матери, что ей ни в коем случае нельзя будет самой кормить ребенка, так как она может поплатиться за это жизнью. С таким диагнозом Мария вернулась в Бельгию.
Между тем токсикоз все не прекращался и продолжался до того самого момента, когда у нее начались схватки. Наконец, 9 июня 1817 года она родила сына, которого назвали Рудольфом. Мальчик получился большой и хорошо развитый, но его рождение оказалось роковым для матери. Произведя на свет третьего сына, Мария совсем слегла.
Мучаясь от боли (вероятнее всего, это была почечно-каменная болезнь) и чувствуя приближение конца, она настояла на том, чтобы муж добился у военных властей разрешения вернуться в Париж. Она хотела умереть во Франции, ставшей дня нее второй родиной.
В начале ноября 1817 года мужу удалось перевезти жену в Париж. После утомительного путешествия с долгими остановками на каждой станции больную уложили на удобную постель в ее парижском особняке, который ей некогда подарил любимый человек — император Франции. Во французском армейском архиве сохранился лаконичный рапорт генерала от 30 ноября 1817 года, посланный военному министру:
«Генерал граф д’Орнано имеет честь уведомить Ваше Превосходительство, что он вернулся во Францию и проживает с семьей на улице Победы, 48».
Мария уже больше не вставала с постели. Она умерла 11 декабря того же года в возрасте всего 28 лет. Говорят, что последним словом, слетевшим с ее уст, было «Наполеон».
Отметим, что, будучи совсем слабой, она все же успела продиктовать секретарю свои воспоминания. Своей цели она, видимо, достигла, оправдавшись в них перед сыновьями. Один из них, Александр, сын Наполеона, позднее написал:
«Воистину, моя мать была одной из лучших женщин, какие вообще были на свете. Я могу заявить это без всякой предвзятости».
Погребение состоялось на парижском кладбище Пер-Лашез. Год спустя, согласно последней воле покойной, останки ее были перевезены в Польшу и захоронены в подземелье костела в Кернози неподалеку от Ловича, там, где когда-то родилась Мария Лончиньская, в замужестве Валевская, «польская супруга» императора Франции Наполеона Бонапарта.
Наполеон пережил ее лишь на несколько лет. Считается, что Мария Валевская была единственным серьезным увлечением императора, не считая, конечно, его всепоглощающей и мучительной любви к Жозефине…
* * *
Смерть жены сломила Филиппа-Антуана д’Орнано. «Она мертва… Она ушла, ушла навсегда… Я больше никогда ее не увижу…» — то и дело бормотал он. Мужественный на поле боя, сейчас он совсем «сломался», забросил все дела и никого не принимал, ощущая себя на дне глубокой безвылазной ямы. Очевидно, что смерть Марии, так тяжело пережитая, послужила для графа толчком к тотальной депрессии.
На самом деле пережить потерю любимого человека — это одно из тяжелейших жизненных испытаний. Говорят, что время лечит. Ничего подобного, оно лишь слегка рубцует раны. И все-таки жизнь берет свое, рано или поздно депрессия отступает, и оставшийся в живых наконец свыкается с фактом утраты.
К службе почерневший от горя генерал д’Орнано смог вернуться только через 10 лет: в мае 1828 года он стал генералом-инспектором 2-го и 3-го военных округов. В 1829 году его назначили президентом дисциплинарного суда знаменитого Сен-Сирского военного училища.
После Июльской революции 1830 года он занял пост командующего 4-м военным округом в Туре, через два года — руководил подавлением роялистского восстания в Вандее и стал пэром Франции.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
