Я завожу аппарат. Массивные крылья расправляются и хлопают, и вскоре мы уже в воздухе. Я вдыхаю ароматы дождя и разворачиваю орнитоптер к южной окраине города.
— Когда мы приблизимся, ты должна будешь оказаться способной ощутить устройство, — говорит Киаран. — Когда его активировали, Охотницы зарядили его собственными силами, чтобы защитить от любого sìthichean, который сможет наткнуться на печать.
— И как мне понять, что именно нужно искать?
Киаран вглядывается во тьму за орнитоптером.
— Ты поймешь, когда найдешь это.
Я раздраженно вздыхаю. Свет свечей мерцает в жилищах Старого города, газовые фонари отбрасывают на улицы глубокие тени. Тонкий туман перекатывается по земле и между домами, окутывая дороги призрачной белизной. Чем ближе мы подлетаем к Холирудскому дворцу в Парке Королевы, тем больше меркнет свет, пока под нами не остается только темнота.
Едва различимые очертания скалистой вершины Солсбури-крэг появляются перед нами. Мои глаза адаптируются к темноте, и я присматриваюсь к пологим холмам в долине. Трон Артура выше других, его пик окаймлен облаками и туманом. Я выворачиваю руль в сторону темной лужайки под ним.
Дождь стучит по крыльям, когда мы ныряем вниз и приземляемся на траву. В парке, не считая звуков ливня, тихо, не слышно даже птиц и животных.
Мои кожаные сапоги утопают в мягкой луговой траве, когда я выбираюсь из орнитоптера.
— Что теперь?
Киаран не удостаивает меня даже взглядом.
— Мы идем. Ты ищешь.
Он шагает по темной траве. Я спешу следом и спотыкаюсь о камень.
— Ты не мог бы замедлиться ради девушки, у которой бесполезное, человеческое ночное зрение?
Киаран останавливается.
— Приношу свои извинения, — говорит он, но по тону не слышно, чтобы он действительно сожалел.
Несмотря на тьму, я ощущаю на себе его тяжелый взгляд. Мне все еще сложно смотреть на него — даже сложнее, чем раньше. Он видел мои слезы. В тот самый миг, когда я вынуждена была отказаться от мести, от мысли когда-либо убить Сорчу, потому что потеряю его. Я раньше не понимала, насколько Киаран мне небезразличен и как сложно представить, что он может пострадать.
Я размышляю о том, какое отвратительное событие он пытался предотвратить, принося Сорче ту клятву. Что стоило того, чтобы навечно связать свою жизнь с ее жизнью?
— Чем бы ты рискнула, чтобы убить Сорчу? — спрашивает он, прежде чем я успеваю заговорить. — И отвечай честно, Кэм, разве ты не отдала бы за это жизнь?
Я удивленно смотрю на него.
— Конечно же нет.
Ложь с легкостью срывается с моего языка. Я стала такой изощренной лгуньей, что иногда почти верю себе. Ложь лучше выдавать вместе с зерном истины, с крючком фактов, на который нанизан обман. Именно тогда ее проще всего поддерживать.
— Я видел твою решимость, — негромко говорит он. — Я наблюдал, как ты считаешь, что, кроме твоей мести, ничто в этом мире не важно. И знаешь, что я подумал?
— Что? — шепчу я, почти боясь услышать его ответ.
— Я сделал тебя такой же, как я.
Я отворачиваюсь к склону, который ведет к утесам. Дождь капает мне на лицо, но я не стираю капель. Грудь слишком сдавило, а сердце болит. Я глупо, необоснованно надеялась: он скажет, что я сильная, что я потрясающая. Он покажет, что гордится мною, как позавчера, в гостиной, когда я держала нож у его горла.
Но он этого не сделал. Я такая же, как он. Я тоже чудовище.
На краткий миг мне хочется стать девочкой, которой я когда-то была. Я бы носила открытые белые платья, посещала балы и ни о чем не беспокоилась. Но мне пришлось уничтожить девочку, которая носила белые платья, поскольку она была неспособна убивать. И теперь мне придется жить с этим выбором.
Мой смех звучит грубо и горько. Я должна бы презирать Киарана за все, что он сделал. Его уроки выжигали меня изнутри, пока я не стала такой, как сейчас, — мстительной, разрушительной тварью.
Но я не могу. Это все, что у меня есть, и обратного хода не будет.
— Я сама сделала выбор, МакКей, — напоминаю я.
— То был выбор, который я предвидел, — говорит он. — Я видел твою ярость в ночь нашей встречи. И понимал ее слишком хорошо.
Мы быстро идем по узкой тропинке в центре Парка Королевы и молчим. Я дрожу от холода и натягиваю манжеты плаща на кисти. Бесполезно. Моя одежда уже промокла. Я запрокидываю голову и гляжу в небо, позволяя дождю омывать мое лицо. Тучи серебристые, низкие, с темной подкладкой.
Если я умру, мне будет этого не хватать. Я буду скучать по звездам, которые так любила мама. Я буду скучать по дому. Интересно, скучает ли по дому Киаран?
— МакКей?
— Хм?
— Ты когда-нибудь… — я сглатываю, — когда-нибудь скучал по Sìth-bhrùth?
Мы огибаем небольшое озерцо, сияющее в центре долины серебром отраженного лунного света. Киаран ведет себя скованно, словно его поразил мой вопрос.
— Иногда.
— Каким был твой дом там?
— Прекрасным, — отвечает он. — Жестоким. Ни в одном языке мира нет слов, которые могли бы адекватно описать его. — Когда я отвечаю выжидательным взглядом, он медлит, но продолжает: — Я ненавидел мой дом с той же силой, что и любил его.
— Но ты бы вернулся, если бы мог?
— Нет, — отвечает Киаран резко, почти зло. — Никогда. Оно того не стоит.
— Почему нет?
Он вздыхает.
— Потому что мне там больше не место, Кэм. И здесь мне тоже места не найти.
В его голосе нет ненависти к дому. Он говорит так, словно скучает по нему, словно оставил там часть себя, которую никогда не сможет вернуть.
— Слишком много болезненных воспоминаний?
Я думаю об Охотнице, которую он когда-то любил, о том, какой она могла быть. Она сумела убедить его принести клятву никогда не убивать людей и фундаментально изменить создание, которым он был рожден. Чего бы я только не отдала, чтобы узнать, как она смогла, встретив фейри, холодного, жестокого, непреклонного, как все они, так его очеловечить.
Стоило только подумать, что Киаран может мне открыться, как он замыкается, стискивает зубы и прячет руки в карманы влажных от дождя брюк.
— Айе.
И больше он ничего не говорит.
Мы снова на грунтовой дорожке. Земля хрустит под моими ногами, и это единственный звук, не считая дождя. Ливень слегка утих, замедлился до мягкой легкой мороси, которая выглядит почти как снег.
— После перелома зимы, — говорит Киаран, — ты все еще собираешься выйти за него? За Видящего?
Я втягиваю воздух.
