Будучи президентом Национального совета по сотрудничеству (НСС) с [трибуналом по бывшей Югославии], Вы предложили, чтобы для получения вышеупомянутых документов в целях судопроизводства прокурор обязался поддержать требование Сербии и Черногории об обеспечении защитных мер в отношении тех документов или их части, относительно которых, по мнению правительства, такие меры необходимы.
Рассмотрев Ваше предложение и действуя в духе сотрудничества и доброй воли, а также в духе наших переговоров в Белграде, я подтверждаю свою готовность поддержать в целом требование Сербии и Черногории об обеспечении защитных мер в отношении документов или частей документов, связанных с работой [Верховного совета обороны] с момента президентства 3[орана] Лилича (1993–1997), относительно которых, по мнению правительства, такие меры необходимы.
Совершенно очевидно, что подобные защитные меры должны быть разумными и должны учитывать интересы прозрачности судопроизводства. Очевидно и то, что Сербия и Черногория обязаны ходатайствовать перед судебной палатой в поддержку обеспечения защитных мер. Судебная палата может принять или отвергнуть это ходатайство… В любом случае правило 54 bis… обеспечивает применение подобных защитных мер в тех случаях, когда затрагиваются вопросы национальной безопасности.
В отношении документации [Верховного совета обороны], затребованной обвинением, я считаю, что после получения данного письма моим сотрудникам должен быть обеспечен немедленный и полный доступ к упомянутым документам. После ознакомления с архивами персонал [прокурорской службы] составит список документов, необходимых для судопроизводства. Затем НСС изучит его и определит, в отношении каких документов или частей документов правительству необходимы гарантии защитных мер. Остальные документы из этого списка должны быть представлены немедленно.
Я также прошу Вас, в целях обеспечения ускорения подготовки затребованных материалов к судебным заседаниям, обеспечить [обвинению] немедленный доступ ко всем документам, отобранным сотрудниками прокурорской службы и просмотренным НСС, разумеется, с указанием тех документов, в отношении которых требуются защитные меры. Тогда [прокурорская служба] сможет обработать и подготовить все документы, в том числе и защищаемые, для суда. Сотрудники [прокурорской службы] будут работать с защищаемыми документами самым конфиденциальным образом, хотя решение об использовании их в суде и об обеспечении их защиты будет принято судебной палатой.[26]
Когда белградские юристы встретились с судьями судебной палаты по вопросу обеспечения защитных мер в отношении документов, связанных с работой Верховного совета обороны, они предъявили и это письмо, хотя его ни в коей мере нельзя было считать ни соглашением, ни сделкой.
Вскоре Белград арестовал и передал трибуналу ряд обвиняемых. 17 мая был передан Мирослав Радич, которого обвиняли в участии в казни пленных из вуковарского госпиталя. 30 мая мы получили Френки Симатовича. 11 июня был передан Йовица Станишич. 13 июня в своем доме был арестован Шливанчанин. 4 июля добровольно сдался бывший начальник зловещего концлагеря Омарска Зелко Меякич. 15 августа был выдан Митар Рашевич, начальник охраны печально известной тюрьмы в Фоче. 25 сентября добровольно сдался Владимир Ковачевич, которого обвиняли в артиллерийском обстреле Дубровника.
16 июня в Гаагу прилетел Зоран Лилич. Он не был арестован и не помещен в тюрьму трибунала с Милошевичем и другими обвиняемыми. Он должен был стать самым высокопоставленным сербским свидетелем обвинения по делу Милошевича. Впрочем, Лилич не подтвердил причастности Слободана Милошевича к геноциду. Он даже дружески перебранивался с ним во время перекрестного допроса. Однако его показания, особенно во время прямого допроса, были весьма полезны для обвинения. По мнению аналитиков обвинения, показания Лилича доказывали, что Милошевич играл в Верховном совете обороны ведущую роль. Именно Милошевич создал тайный механизм выплат сотням офицеров югославской армии (в том числе и Ратко Младичу), которые возглавили вооруженные силы сербов в Хорватии и Боснии и Герцеговине. Лилич подтвердил тот факт, что печально известные «красные береты» влияли на работу министерства внутренних дел в Белграде, и что этим подразделением командовал Станишич, который непосредственно подчинялся Милошевичу. Показания Лилича доказали, что Белград и сербы в Хорватии и Боснии и Герцеговине создали специальный совет по координации «государственной политики». Благодаря показаниям Лилича стало ясно, что руководители боснийских и хорватских сербов, в том числе и Ратко Младич, часто встречались с Милошевичем. Генерал Перишич решал с Милошевичем военные вопросы и вне Верховного совета обороны. Но самыми важными и губительными для Милошевича стали те стенограммы заседаний Верховного совета обороны, которые представил в качестве доказательства Лилич. Это была лишь малая часть тех документов, которые прокурорская служба запрашивала у белградского правительства.
Борьба за эти документы велась за закрытыми дверями. 5 июня 2003 года судебная палата гарантировала защиту документов и отдала приказ об их выдаче. К сожалению, эти защитные меры, а также требования конфиденциальности не позволяют мне даже сейчас раскрыть детали юридических аргументов и правил, которыми судебная и апелляционная палаты руководствовались, обеспечивая защиту этим документам. Однако я могу сказать, что ни Джеффри Найс, ни я, ни другие члены прокурорской службы не считали меры, соблюдения которых потребовало сербское правительство, справедливыми, поскольку данные документы никак не затрагивали вопросов «национальной безопасности», предусмотренных правилом 54 bis. В заявлении для прессы бывший юридический советник Вилановича Владимир Джерич сообщил, что правительство требует гарантий конфиденциальности представленных документов с целью защиты «национальных интересов». Под «национальными интересами» имелся в виду исход дела, рассматриваемого Международным уголовным судом. Правило 54 bis к таким случаям неприменимо. Тот факт, что решение о защитных мерах принималось судебной и апелляционной палатами, доказывает, что обвинение посчитало данные защитные меры необоснованными, и подало протест. Но даже после того как 5 июня 2003 года судебная палата приняла решение о защите документов, прокурорская служба начала получать их далеко не сразу. Для получения необходимых документов приходилось постоянно посылать бесконечные просьбы и запросы в Белград.
Летом 2003 года имена Караджича и Младича постоянно оставались на слуху. 25 июня в Париже я встречалась с президентом Жаком Шираком. Встреча состоялась в кабинете президента в Елисейском дворце. Дворец производил величественное впечатление — мраморные колонны, сверкающие золотом канделябры, изысканная мебель… Все это напоминало о Людовике XV, маркизе Помпадур, множестве придворных, революционеров, президентов и министров прошлого… Во время нашей предыдущей встречи Ширак упомянул имя президента России Бориса Ельцина. По его словам, Ельцин заявил, что Россия не позволит трибуналу арестовать Радована Караджича. Ширак сказал, что Ельцин посоветовал Караджичу покинуть Сербию и укрыться в Беларуси. «Я готов вывезти его из Боснии на вертолете», — сказал Ельцин. В тот раз я приехала в Енисейский дворец одна, захватив с собой особо важные документы, которые хотела показать французскому президенту. Мне не хотелось ставить его в неловкое положение в присутствии моих помощников. Вплоть до момента нашей встречи эти документы оставались секретными. Но обвинение намеревалось предъявить их Милошевичу, поскольку судьи, рассматривавшие дело, могли счесть содержащуюся в них информацию оправдательной. Милошевич и его теневые помощники явно намеревались использовать эти документы в качестве доказательств и сделать их публичным достоянием. Я хотела оказать Шираку услугу и ознакомить его с ними заранее.
