Я мечтала стать невидимой. Но Семела над моей головой лишь рассмеялась и отказалась помогать.
Они вошли вместе. Сначала Робин, за ним Финбар. Робин посмотрел на меня, а потом вынужден был отвернуться — длинные пальцы Финбара обвили его шею, он заключил Робина в объятия.
«Что происходит? — задавала я себе вопрос. — Какая-то репетиция?» Если это так, то скоро состоится премьера, потому что с моей точки зрения играли они идеально. Но почему язык моего новоиспеченного жениха так глубоко во рту у Робина?
Я кашлянула — это показалось мне наиболее приемлемым, — и Финбар прекратил свои дентальные исследования. Но так и не оглянулся. Его чувства в этот момент были мне хорошо знакомы: ты думаешь, что стоит тебе не заметить чего-то, и оно исчезнет.
— Боюсь, — тихо обратился Робин к Финбару, — ты только что проиллюстрировал мой рассказ, прерванный на середине.
И тогда дуайен привлекательности повернулся и затравленно посмотрел на меня темными глазами. Один раз, чтобы быть уверенным, он моргнул, а потом произнес: «О Господи!» — настолько громко и трагично, что это на тот момент могло бы считаться его лучшей ролью.
«Ах ты, педик, свободный от предрассудков», — подумала я.
И спасаясь из безвыходной ситуации, потеряла сознание.
Они усадили меня в кровать Робина, закутали в одеяло и вложили в руку чашку с «Боврил»[33].
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — устало сказала я. — Просто замечательно. Сейчас быстро выпью чай и отправлюсь в «Палас».
Кто-то, по-моему Робин, положил ладонь мне на лоб.
— Это не бред, — кисло заметила я.
Мне хватило доли секунды, чтобы прийти в себя. Я — в одеяле, с горячей чашкой, с одной стороны от меня расположился кельт с угрюмым выражением лица, а с другой — ангел с прекрасным ликом. Неплохая современная пародия на триптих Беллини под названием «Мадонна с чашкой бульона и два грешника».
— Как ты мог? — Я взглянула на Финбара, который смотрел на меня с беспокойством, вполне уместным в данный момент.
— А почему нет? — Он пожал плечами. Беспокойство сменилось открытым, крайне привлекательным озорством.
Я хотела выплеснуть на него бульон, но вдруг обессилела от страстного желания.
— Послушай, — продолжал он, — меня нельзя назвать респектабельным человеком. И я никогда не считал себя респектабельным. Я не могу вести себя, как простой бухгалтер, да ты бы никогда и не заинтересовалась мной, если бы я им был. — Пока я пыталась разобраться с логикой этого потрясающего заявления, он продолжал: — Ты больше, чем кто-либо, должна понимать это.
— Почему?
Он очень ласково прикоснулся к моему лицу.
— Потому, моя дорогая малышка, что ты сама крайне эксцентрична.
Я была вынуждена задать неизбежный вопрос, хотя была уверена, что заранее знаю ответ:
— Почему ты сделал мне предложение?
— Мне это показалось правильным. Я ничего не планировал… И не собирался в этот вечер совершать настолько серьезный поступок, просто так получилось.
— Хотел пустить пыль в глаза тому киношнику? В твоей жизни должна была присутствовать женщина?
— Герань, — сказал Финбар, — в моей жизни была женщина. Ты.
— У тебя был еще и он. — Я махнула чашкой в сторону Робина: тот был не только подавлен, но и переживал сильное похмелье. Откровенно говоря, я считала, что его мучения вполне заслуженные.
Робин тихо произнес:
— Если бы ты согласилась выслушать меня, когда я вернулся из Канады, этого могло бы не случиться.
К тому моменту я уже допила бульон. В противном случае я поступила бы так, как собиралась с Финбаром (хотя с большим трудом сдержалась).
— Признаю, — сказал Финбар, — что ты была полезна при заключении именно этой сделки. Но уверяю тебя, мое влечение было вызвано не только необходимостью. Встретив вас обоих в «Олдуиче», я разрывался от отчаяния. Я хотел каждого из вас.
Я закрыла глаза, но быстро открыла их снова. Реальность, пусть даже такая, устраивала меня больше, чем воображение, которое рисовало мне картины, где мы втроем общаемся, как это назвала бы одна из похотливых газетенок, в интимной манере…
— А как же ты, Робин? — спросила я. — Не возражал?
— Постепенно привыкаешь делиться, — ответил он. — Тот парень в Канаде был женат.
На крошечную долю микрочастицы миллисекунды я задумалась: «Черт, может, что-то и выйдет…»
— Твоя проблема в том, — сказал Финбар, — что ты недооцениваешь свою привлекательность.
К черту микрочастицу!
Его слова напомнили мне о Хелен Герли Браун, которую Господь уберег от Нью-Йорка, и ее фразе: в каждой девушке есть что-то, пусть даже это всего лишь гладкая кожа на локтях…
— Ты симпатичная, умная, с характером…
— Спасибо, — сказала я. Ведь он только что наградил меня всеми качествами породистой собаки.
— Знаешь, неплохой мог бы получиться брак. Нам было бы весело вместе.
— Да, — согласилась я, — всем троим.
У Финбара хватило учтивости поморщиться от этой мысли. Он наклонился и поцеловал меня в лоб. Я думала, что задрожу, но по вполне понятной причине этого не произошло.
— А теперь, Робин, — попросила я, — не обижай его.
Финбар снова сел — казалось, мои слова задели его. Сейчас я могла вполне спокойно, даже с некоторым сожалением, смотреть на это привлекательное лицо. Ко мне снова начали возвращаться силы, и я почувствовала уверенность большую, чем у них двоих вместе взятых. Как я уже говорила, в сущности, я добрый человек.
Я натянула на себя одеяло, выпрямила спину.
— Послушайте, — сказала я, — все в порядке. Это правда. Я не намерена комментировать эту ситуацию. И даже не против… — Я перевела взгляд с одного грешника на другого, удивительно, какое сильное превосходство я ощущала. — …Притворяться какое-то время. Кроме одного. — Я ткнула Финбара пальцем в грудь. — В Техас я не поеду. Не хочу туда ехать. Это единственное исключение, а так я готова участвовать в рекламной кампании любого рода.
Финбар смотрел на меня, и его лицо сияло. Наверное, если бы мы добрались до алтаря, я бы выглядела именно так.
Робин спросил:
— Ты не хочешь еще «Боврил»? — Эта фраза идеально ему подходила.
— Почему «Боврил»? — спросила я. — Не чай, не кофе?
— Потому что, — объяснил он, встав и забирая у меня чашку, — так лучше для тебя.
С учетом эмоционального потрясения, которое я только что пережила, слова Робина показались мне чрезвычайно забавными.
