В квартире наверху зажегся свет, качнулась штора. Я отпустила свой пропуск на свободу и подошла к входной двери.
Робин выглядел, как партнер комика из фильма Дина Мартина. Галстук-бабочка сбился набок, воротник был расстегнут, волосы взъерошены, будто он спьяну, в состоянии безысходности, рвал их на себе.
— Пожалуй, я пойду, — пропела я, широко, как будто зевая, открыв рот. — Немного устала. Думаю, ты тоже… Господи, уже так поздно…
Но широкая ладонь Робина легла мне на подбородок (это напомнило мне одну из наших встреч в прошлом), и он втянул меня в дом, что значительно поколебало ощущение моей неуязвимости. Я особо не сопротивлялась. В любом случае все происходящее было безумием. Разве имел значение еще один странный поступок?
— Неплохо здесь у тебя, — светски произнесла я, когда он втолкнул меня в большую комнату справа от входа и захлопнул дверь. Разделяющей перегородки не было, поэтому пространство внутри дома оказалось студией — очень удачное решение. Похоже, ближе к входной двери у Робина была гостиная: по обе стороны газового камина стояли мягкие кресла с подлокотниками, а рядом с входом — стол, на котором возвышалась гора книг. При ближайшем рассмотрении оказалось, что все они были Лоуренса или о Лоуренсе. Как и следовало ожидать. В другом конце комнаты я увидела кровать, комод и небольшой гардероб из сосны. На маленьком столике — как раз в том месте, где когда-то была стена, — стакан и бутылка минеральной воды. Квартира выглядела на удивление чистой, что противоречило моим взглядам на жизнь одинокого мужчины.
— Действительно очень мило. Я всегда думала, что мне стоит убрать одну стену в доме. Преимущество очевидно — пространство организовано гораздо лучше. Это ты сделал или кто-то до тебя?
— Предыдущий жилец, — сообщил Робин тоном, по которому было понятно: он не намерен долго поддерживать эту игру.
— Я всегда считала, что комната, выходящая на обе стороны, гораздо лучше. — Меня поразило то, что я могу вести беседу как агент по продаже недвижимости (Мод Монтгомери могла бы гордиться мной. Я внезапно представила ее на званом обеде, когда, услышав фразу: «На Кью только что сбросили бомбу», она отвечает: «Да, как интересно. Передайте, пожалуйста, сыр»).
— Садись, — приказал он.
Я села. В серьезности намерений Робина сомневаться не приходилось. Он опустился в кресло напротив.
— Очень симпатичные часы. — Я заметила кошмарные стенные часы в виде солнца.
— Тоже от прошлого жильца, — пояснил он. — Их вряд ли можно назвать симпатичными.
— О, не знаю, — сказала я, подумав, что, может быть, нам стоит сосредоточиться на обсуждении дизайна. — Мне они кажутся вполне милыми.
— Хочешь, чтобы я подарил их тебе на свадьбу? — холодно поинтересовался он.
— Можно, я воспользуюсь твоей ванной?
— Нет, — сказал он.
Грубиян.
— А почему ты сейчас не в крепких объятиях своего суженого?
— Не твое дело. Мне просто нужно немного времени. Антракт, чтобы все обдумать. Ты ведь знаешь, — я пожала плечами и беспечно рассмеялась, — что полагается делать нам, женщинам, после того как нас позвали замуж…
— И каково это, быть обрученной? — Он наклонился ко мне.
— Своеобразно, странно, я не знаю… Почему бы тебе не попробовать? У тебя ведь есть подруга.
Внезапно он стал таким грустным, что я почувствовала огромный прилив сострадания. Ведь, в конце концов, я была так счастлива (это ощущение тут же покинуло меня, но я не сомневалась, что оно скоро вернется), а у Робина не осталось ничего, кроме, судя по его виду, предстоящего сильного похмелья. И я решила заявить о своей невиновности.
— Робин, конечно, сегодня в театр мы пошли вместе, но я никогда не говорила, что нас объединяет что-то помимо дружбы. Ты не можешь винить меня за…
— За что?
— Ну, например, за то, что… если ты чувствуешь себя униженным. Просто хочу сказать, что мне очень жаль.
— Спасибо тебе большое, но в извинениях нет никакой необходимости. — Он издал некое подобие стона. — Черт возьми, Джоан, ведь, когда мы встретили его в театре, он, как мне показалось, тебе даже не нравился, а теперь ты собираешься за него замуж? Как это могло произойти?
— Думаю, это случилось, когда я поняла, что он чувствует то же самое по отношению ко мне.
— И что же это был за чудесный момент? — с раздражением спросил Робин, соединяя подушечки пальцев и хлопая ими, как доведенный до бешенства директор школы.
— Ты не видел его в ток-шоу по телевизору? — спросила я.
— Нет, — устало ответил он, — говори по существу.
Хлоп, хлоп — шлепали пальцы. Я во всех деталях пересказала разговор о замечательном школьном преподавателе из Чизвика.
— Джоан.
— Да, Робин.
— Бедная Джоан.
— Да, Робин?
— В Чизвике живет не один замечательный школьный учитель.
Странно, однако любопытно.
Он вздохнул очень глубоко, от всего сердца.
— Мне не следовало бы говорить тебе, но он… — Робин кивнул в сторону стопки книг на столе. — …Верил в абсолютную правду. Поэтому я скажу. — Он с грустью посмотрел на меня. — Есть еще… я.
Все ясно.
— Да, Робин, — осторожно начала я, — но я тебя не люблю.
Он мрачно усмехнулся:
— Знаю.
— Послушай, — я старалась говорить как можно более доброжелательно и спокойно, — я люблю Финбара Флинна, а он любит меня. Мы собираемся пожениться… — Я решила немного приукрасить правду, чтобы мои слова прозвучали более убедительно. — И дело в том, что со Дня святого Валентина мы любовники…
— О нет, — сказал Робин, — дело как раз в этом.
— Прости?
Тишину нарушало только шипение газа.
— Вы с Финбаром не любовники. Финбар и я, мы — любовники. Вам с Финбаром только предстоит, как выразился бы Лоуренс, пережить неистовые страсти любви…
Ш-ш, ш-ш — шумел газ.
Мы сидели напротив друг друга, и, насколько я помню, я размышляла о том, что же произошло с верностью, и пришла к выводу, что она осталась в прошлом веке. И естественно — разве могло быть иначе? — едва я об этом подумала, зазвенел звонок.
Робин поднялся. Я ожидала, что он по меньшей мере встанет на голову и сделает двойное сальто, но нет — он просто вышел, достаточно спокойно, из комнаты и направился к входной двери.
Я слышала стук каблуков в коридоре.
Я слышала скрежет дверного замка.
Я слышала скрип открывающейся двери.
Почувствовала дуновение ветра по полу. И услышала знакомый бархатный голос:
— Мой дорогой Роб, я не мог не прийти. Раздался шорох шагов, шелест одежды, щелкнул замок… и стук двух пар каблуков приближался к комнате.
