Энджи медленно проводила щеткой по волосам, разглядывая себя в зеркале. Она была так же подавлена, как и Сэм. Энджи ничуть не раздражало везение Кена и Молли. Но трудно было не желать удачи Сэму и себе. С тех пор как она приехала в Уиллоу-Крик, по крайней мере с десяток мужчин отпраздновали внезапно свалившееся на них богатство. Такое могло случиться. Так почему же не с Сэмом? Если она чувствовала себя такой отчаявшейся и подавленной, что должен был чувствовать он? Опустив щетку для волос, Энджи отрешенно похлопывала ею по руке.
Сэм знал людей, в один день ставших миллионерами, и был рад за них. В нем не было и тени зависти, и Энджи это было известно. Скверное настроение Сэма, после того как пришла весть о везении другого человека, не было вызвано ни раздражением, ни досадой на Кена. Это объяснялось естественным нетерпением и желанием, чтобы и в его судьбе произошел поворот.
Ее взгляд упал на бюро с недавно полученным письмом от Питера. Питер тоже оказался нетерпеливым человеком. Энджи снова вздохнула и отбросила щетку для волос. Питер становился все более настойчивым, и это действовало на нервы. В письме, лежавшем на бюро, содержались аргументы в пользу ее немедленного возвращения в Чикаго.
Питер больше не писал об общих знакомых или о вещах, которые могли бы быть интересны для них обоих. Теперь тон писем Питера был раздраженным и властным. Он чуть ли не приказывал ей вернуться в Чикаго. Этот нажим только подстегнул чувство независимости Энджи и ее итальянскую вспыльчивость. Ее ответы становились все короче и сдержаннее, и она продолжала повторять со все возрастающей досадой все то, что писала ему прежде. У нее уже появились крошечные сомнения в том, что будущее ее будет безоблачным, как она надеялась. Она бросила письмо Питера на бюро, собираясь ответить ему завтра. Если Питер по-настоящему был к ней привязан, почему он не мог проявить терпение? А может, она к нему просто несправедлива?
Внутренний голос напомнил ей, что не так давно она и сама едва сдерживалась и ее выводило из себя, что она не может начать жизнь с Питером в ближайшем будущем. А теперь мысль о том, что это ожидание продлится еще год или два, казалась ей разумной и обоснованной.
Ей пришло в голову, что следовало проучить Питера за его нетерпение – пусть Сэм снова целует ее, ведь это ей приятно. По правде говоря, думала Энджи, если Сэм и в самом деле поцелует ее снова, она не испытает чувства вины. Нужно использовать их странный брак, чтобы научиться чему-нибудь новому. Ее следующий муж, будь то Питер или кто-нибудь другой, очевидно, ожидает, что в ее возрасте она должна иметь маломальский опыт. И чем больше Энджи раздумывала, тем больше верила, что приобретение опыта было просто необходимо и обязательно, что ради своего следующего мужа она должна узнать больше о поцелуях и других вещах.
Она уже была возле задней двери и остановилась у входа в палатку Сэма, прежде чем поняла, что собирается идти к нему.
Сэм в эту ночь нуждался в ней. Он потер глаза, усталый, но не сонный. Даже книга по геологии с описанием геологических формаций в горной местности Запада не усыпила его, веки его не отяжелели. Чертыхнувшись себе под нос, Сэм бросил книгу на низкий столик возле походной койки.
День был долгим и полным событий, которые теперь проплывали в его сознании. Больше всего его беспокоила судьба его прииска. Прогресс был медленным, и пока еще он не нашел самородка, который бы позволил разрешить его проблемы. Закрыв глаза, Сэм провел руками по волосам и громко выругался.
Слабый звук донесся до него и насторожил. Он напряг зрение. На мгновение ему показалось, что представшее перед ним видение – плод его фантазии. Он принимает желаемое за действительность.
У входа в палатку стояла Энджи. Ее длинные распущенные волосы образовали нечто вроде нимба вокруг головы. Этот нимб был хорошо виден в звездном свете. У него перехватило дыхание. Шелковистые красновато-каштановые локоны ниспадали ей на грудь, струились по спине вдоль складок ее ночной рубашки. Из-под подола были видны ее босые ноги.
– Что-то случилось?
Вскочив на ноги, он пытался разглядеть ее лицо в тусклом освещении тесной палатки. Но в ее глазах отразилась полуночная нежность, и Сэм тотчас же понял, почему она пришла.
– Энджи!
Ее имя перекатывалось у него на языке – это было нечто среднее между шепотом и стоном.
Шагнув вперед, Сэм протянул к ней руки. Ее лицо оказалось в его ладонях, и он слегка запрокинул его, чтобы губы их встретились в поцелуе. Он долго смотрел ей в глаза, пытаясь понять, что у нее на сердце, о чем она думает и что чувствует. Но ни одному мужчине еще не удавалось понять сердце женщины, во всяком случае понять его полностью. Он знал, что ему не суждено ее понять и это придаст ей в его глазах особое очарование.
Он медленно склонился к ней и легонько коснулся губами ее губ, стараясь убедиться, что понял ее правильно. Он ощутил вкус меда, бисквитов и зубного порошка и ту сладость, которая была присуща только ей. От ее полной груди, прижавшейся к нему, исходило тепло. Он почувствовал, как ее пальцы потянули за ремешок из сыромятной кожи, стягивавший его волосы, и они свободно рассыпались по плечам.
– Энджи.
Мечтательное, похожее на сон состояние растаяло. Она сама была здесь, не мечта, не зыбкая фантазия, порожденная его воображением и желанием. Она была реальной, из плоти и крови. Слабый аромат роз, исходивший от ее волос и кожи, будоражил его чувства, и он ощущал ее тело под легкой ночной рубашкой.
Сэм сжал Энджи в объятиях изо всех сил, будто хотел расплющить ее тело. И на этот раз его поцелуй был властным и требовательным, почти мучительным, так сильна была его тяга к ней и потребность в ней. Потом его руки упали вдоль тела, а ладони обхватили ее ягодицы, и он с силой притянул ее к себе, так что она ощутила его возбуждение, а он – сладостные и крепкие округлости ее тела сквозь тонкую ткань ночной рубашки.
– Сэм.
– Если ты не хочешь, тебе не следовало приходить ко мне с распущенными волосами и в ночной рубашке, – хрипло пробормотал он, целуя ее снова и снова.
– Дело не в этом, – прошептала Энджи.
Дыхание ее было прерывистым и хриплым. Его мысли метались в поисках ответа. Его походная койка была узкой, неудобной и недостаточно крепкой, чтобы выдержать вес двоих. Пол в палатке был слишком грязным. В дом войти они не могли. Иногда ночью Дейзи просыпалась и, спотыкаясь, брела в кухню, чтобы удостовериться, что там горит лампа. Если бы он и Энджи вошли в дом, шум мог бы разбудить обеих девочек. Что было делать? Его руки блуждали по ее телу, поглаживая, изучая, лаская. Лихорадочное желание сжигало его. Он осыпал ее долгими требовательными ненасытными поцелуями. Ладони Сэма легли на ее груди и прикрыли их.
– Сэм, – прошептала Энджи, задыхаясь, – свет.
На мгновение он замер, не в силах понять ее. Он хотел видеть ее великолепное пышное тело. Потом в голове у него прояснилось, и он осознал, что их силуэты отчетливо вырисовываются на полотняных стенах палатки. Любой из соседей смог бы их увидеть.
