— Вы не знаете, что там? — возбужденно прошептала пышная дама, обращаясь к Гарри. Она прижималась к нему всем телом, завернутым в непромокаемый синий плащ.
— Знаю, — он вздохнул. Дождь вымыл из него остатки сил.
— Вы тоже биолог? — не отставала она, кокетливо глядя на него из-под капюшона. — Вы возвращаетесь в Сиануквиль?
Гарри скользнул по ней пустым взглядом.
— А где ваш дождевик? — поинтересовалась она. — Забыли в автобусе? Если хотите, я дам вам запасной.
Она, не дожидаясь ответа, выудила из своей безразмерной сумки синий сверток. Гарри безропотно позволил ей закутать себя в целлофан. Они выбрались из толпы и двинулись к стоянке.
— Расскажите мне, что они там нашли? — горячо зашептала дама, подходя к ярко раскрашенному автобусу.
Гарри в последний раз обернулся посмотреть на сливающийся с темнотой дом.
* * *
За окном накрапывал дождь. Он растянулся на шелковом покрывале, лениво щелкая пультом от телевизора. Он все еще не мог перестроиться, приспособиться к другому времени, постоянно мерз и испытывал голод. Рядом с кроватью стояла початая бутылка виски, пол был заставлен грязными тарелками. На дверях номера круглосуточно висела табличка: «Не беспокоить».
Он отвык от цивилизации. Ощущал себя изгоем. Никто не знал о его возвращении, он превратился в невидимку и опасался, что со временем исчезнет окончательно.
На экране мелькнуло знакомое женское лицо, он сделал звук погромче. У ведущей были красивые ноги, как у породистой лошади, упругие икры, тонкие лодыжки. Он с удовольствием рассмотрел ее грудь, упакованную в пышные кружева рубашки.
— Сегодня мы обсуждаем недавние события в Камбодже, потрясшие весь мир, — она проникновенно посмотрела в камеру. Зазвучала мелодия заставки. — У нас в гостях атташе по культуре при консульстве Франции в Санкт-Петербурге Мадлен Делакруа. Добрый вечер, Мадлен.
— Добрый вечер.
— Вы прекрасно говорите по-русски, — ведущая улыбнулась большим, красиво очерченным ртом.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарила гостья.
— Вы позволите, если я без предисловий, прямо спрошу вас, как все это связано с вашей страной, с Францией? Мне не совсем понятно.
Мадлен приветливо улыбнулась зрителям:
— Вы правы, многие не понимают…
Он сделал звук потише. Она выглядела постаревшей. Когда они встретились впервые, она поразила его своей уверенностью и чувственностью, которую было невозможно скрыть за маской воспитанной сдержанности.
Зазвонил телефон.
— Я внизу в баре.
Он не успел ответить, как она уже положила трубку.
Вечер только начинался, в полупустом баре отеля была занята лишь пара столов. Пианистка в бархатном платье полушепотом перебирала клавиши рояля.
— Не ожидал тебя сегодня, — он опустился в мягкое кресло напротив нее. — Только начал смотреть твое выступление по телевизору.
— Его повторят, — Мадлен отмахнулась. — До тебя не дозвониться.
— Я отдыхал, наслаждался покоем. — Он жестом подозвал официанта.
— Ты привез?
— Так сразу, — он укоризненно посмотрел на нее, откидываясь на спинку кресла. — Выпьем?
— Ну что ж. Я буду…
— Коньяк с содовой, — опередил он, — я помню.
Мадлен покопалась в сумочке.
— Будешь? — ее рука вынырнула на поверхность с горстью маленьких фиолетовых конфет.
— Я думал, они закончились еще в Камбодже.
— Все, что осталось, — она рассыпала карамель по столу. — Не могу представить, как жила без них раньше. Андре обещал прислать еще, внимательный человек, видел меня всего один раз, а про конфеты не забывает. Как ты добрался?
— Прекрасно, — он взял конфету и развернул шуршащую обертку. — Какие у тебя новости?
Она пожала плечами:
— Через месяц отзывают во Францию. Наша неудача не способствовала развитию моей карьеры.
— Мне тоже все это не очень просто далось.
— Ты получил деньги, — сухо заметила она, чиркнув спичкой о фирменный коробок.
Он понимающе улыбнулся:
— Зачем тебе работа атташе с твоими связями, заказами?
— Ради связей, заказов, — она посмотрела на него сквозь дым.
Он полез во внутренний карман и протянул ей конверт:
— Здесь все, кроме наличных денег.
На стол выпал паспорт, вздувшийся от воды, кошелек и несколько бумаг с размытыми записями. Мадлен порылась в вещах и выудила маленькую пожелтевшую фотографию.
— Остальное можешь выбросить, — равнодушно сказала она, разглядывая фото.
Официант принес напитки, они чокнулись.
— Можно? — попросил он, протягивая руку. — Где это вы?
— Фотобудка на Лионском вокзале.
— А ты сентиментальна, — он вернул снимок. — Трудно поверить, что ты провела с ним целый год только ради информации. Мне любопытно, — он взглянул на нее через стекло бокала, — что было раньше — «вы» или заказ?
Она затушила окурок в чистой пепельнице и в упор посмотрела на него:
— Любовь. Сначала была любовь, Гарри. Так же, как и у тебя.
* * *
Он вернулся в номер и улегся на кровать. Он уже давно порывался уехать, но дальше фойе так и не оказывался. Впервые за многие годы деньги не являлись якорем, тянувшим его ко дну, но он чувствовал себя неподъемно тяжелым.
Тоска, страх. Возникший вакуум раз за разом вынуждал его возвращаться в прошлое. Он потянулся и взял с прикроватного столика пузырек с таблетками. С ними он чувствовал себя невидимым и легким. Как они живут здесь? Он ощущал постоянную слабость.
Он запил таблетку виски и щелкнул пультом телевизора.
В новостях все еще говорили об этом. «Золотая тайна Индокитая». Он нажал на кнопку. «Сенсация в бывшей французской колонии. Сколько стоит бог». Он снова переключил канал. «И вновь о произошедшем в Камбодже. Все еще остается неясным, какова дальнейшая судьба главной находки нового века. Буддисты всего мира радуются обретению потерянной святыни».
Диктор оторвал взгляд от бумаг, на экране замелькали кадры недавней хроники. Борей-Бокор, затянутый туманом, королевская резиденция, казино, монахи в красных одеждах, несущие статую на бамбуковом помосте.
«Знаменитая золотая статуя Майтрейи, в буквальном переводе „связанного дружбой“, была случайно обнаружена рядом с одним из домов на вершине Слоновых гор.
Реликвия, более шестисот, лет считавшаяся утерянной, чудесным образом вернулась, появившись в прямом смысле слова из-под земли. Ее таинственное исчезновение много веков назад обросло огромным количеством мифов. Все несчастья, которые обрушивались на Камбоджу в последние шестьсот лет, буддийская часть населения связывала именно с фактом ее пропажи.
