Я смотрел в ее зеленые глаза, еще не утратившие своей яркости.
— Да, но я не уйду, обещаю.
— Закрой глаза, — прошептала она. — Я так делаю, когда мечтаю оказаться где-нибудь в другом месте, и это помогает. Расскажи мне что-нибудь интересное, только не про больницу и не о том, что с ней связано.
Я закрыл глаза и, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, сказал Кортни то же самое, что в две тысячи четвертом году:
— У меня теперь есть подруга.
— Не может быть, — еле слышно прошептала она. — Кто?
— Она из другой школы, — я прикоснулся к спине сестры и осторожно ее погладил.
— Как ты с ней познакомился?
— Это потрясающая история. Ты хочешь ее услышать?
— Да, пожалуйста.
— Помнишь большие двери на входе в Молодежную Христианскую Организацию? — спросил я. — Туда еще нужно подниматься по ступенькам?
Она кивнула.
— Так вот, я как раз шел по той лестнице к входу, когда в меня врезалась какая-то девчонка. Оказывается, она читала на ходу…
— Какую книгу?
Я убрал волосы с ее лица и улыбнулся:
— Я знал, что ты спросишь. Джона Гришема. Так вот, она налетела на меня и вылила прямо мне на туфли большой стакан розового смузи. Первое, что я заметил, пытаясь устоять на ногах в луже с замороженной клубникой, были ее светло-голубые глаза.
Кортни весело рассмеялась:
— Как романтично… Но я ни за что не поверю, что ты сначала посмотрел на ее глаза.
— Серьезно, я не лгу. Потом я потянулся, чтобы поднять испачканную книгу, и на внутренней странице обложки увидел ее имя — Холли Флинн с размашистой завитушкой напротив буквы Ф. Это показалось мне очень милым, но разве я мог признаться ей в этом? Неужели кто-то и в самом деле подписывает книги?
— Я так делаю, — прошептала Кортни. — А что произошло потом?
— Ну… Я протянул ей книгу, и она улыбнулась. Я мог думать только о том, как сильно хочу поцеловать ее. И узнать, каково это. Не знаю, почему, но я был уверен, что с Холли все будет совсем иначе. Не так, как с другими.
— Мой брат влюблен… никогда не думала, что услышу такую новость, — пробормотала Кортни с улыбкой.
Я прижался губами к ее лбу:
— Ты такая холодная.
— Джексон, обещай мне кое-что, ладно?
— Все, что ты хочешь.
— Женись на этой девушке со смузи и заведи много детей. Не меньше шести. Ты мог бы назвать одну девочку Кортни, а другую Лили. Мне всегда нравилось это имя.
— Я знаю. По-моему, у тебя было пять кукол с именем Лили. Но мне всего девятнадцать, я еще слишком молод, чтобы жениться.
Глаза Кортни широко распахнулись, и я видел, как у нее в голове одна за другой возникают догадки. А потом ее охватила паника, и, хватая ртом воздух, она спросила:
— Ты ведь не совсем Джексон, да?
Я притянул ее к себе, обхватив двумя руками, и крепко обнял.
— Тсс, не волнуйся. Это и впрямь я, только старше.
— Но мы никогда здесь не встречаемся. Обычно я отправляюсь посмотреть на тебя.
— Да, я знаю, — сказал я, хотя в ее словах не было смысла. Мне не понравилось, что Кортни так спокойно отреагировала на мое неожиданное признание. Раньше она могла наброситься на меня с кулаками или принималась громко кричать, забыв, что вокруг люди. Это означало, что ей дают большую дозу морфия, и она цепляется за жизнь из последних сил.
Кортни зевнула и снова обмякла.
— Я так… устала.
Я поднял глаза на часы на стене: еще только восемь сорок пять. Видеть, как она закрывает глаза, и знать, что через некоторое время она уже не сможет их открыть, было невыносимо. И я потерял контроль над собой, хотя прекрасно знал, что должно случиться. Я ведь уже видел Кортни в гробу, но все равно хотел предотвратить неизбежное. Или хотя бы ненадолго отсрочить. Дать моей сестре еще немного времени.
— Кортни, не спи… прошу тебя. Пожалуйста! — я легонько потряс сестру за плечи и прижался лбом к ее волосам. — Подожди еще чуть-чуть.
Она протянула руку и вытерла слезы с моих щек.
— У тебя на лице появились волосы… они колются.
Я рассмеялся:
— Я тебя люблю, ты ведь знаешь это, правда?
— Я тоже тебя люблю. — Рука Кортни сползла мне на шею, видимо, у нее уже не было сил держать ее на весу. — Ты ведь так и не пообещал мне… жениться на той девушке со смузи, завести шестерых детей и еще, может быть, собаку.
— Обещаю, — прошептал я ей на ухо, чтобы она точно услышала. На лице Кортни появилась широкая улыбка. — Какая песня должна звучать на нашей свадьбе?
— Гм…
— Я знаю, что бы ты выбрала, — поддразнил я ее и запел ее любимую песню: — «Я вижу, как восходит красная луна…»
— Да уж, — сказала она. — Это песня не очень подходит для свадьбы…
Я слышал, что ее дыхание становится поверхностным, и стремился сохранить мужество, продолжая говорить с ней и всячески поддерживать, но не мог. Ее уносило куда-то далеко от меня, и я чувствовал себя одиноким, как никогда.
Вытерев нос рукавом, я приподнял подбородок Кортни, чтобы видеть ее глаза:
— Кортни, у тебя что-нибудь болит?
— Я в порядке.
Она лгала, я видел это по ее лицу.
— Кортни, скажи мне правду.
Ее глаза наполнились слезами, и в итоге она кивнула.
— Да, болит… везде. И больнее всего цепляться за жизнь. Словно я вишу на скале, и мои пальцы начинают соскальзывать.
Так вот почему в тот раз Кортни продержалась на два часа больше. Она ждала меня и отца. Надеялась, что хотя бы один из нас придет. Я обнял ее еще крепче, и слезы ручьем полились у меня из глаз.
— Прости меня. На твоем месте должен быть я. Должен был.
— Нет, Джексон, не говори так никогда! — Ее голос звучал сейчас гораздо тверже, чем раньше.
Задыхаясь от слез, я втянул в себя воздух и заставил себя прекратить плакать:
— Все в порядке, Кортни. Теперь спи. Все хорошо, скоро все пройдет.
— Спасибо, — прошептала она.
Мне казалось, что я вижу это как наяву: белые костяшки пальцев, цепляющихся за скалу, а потом вдруг она разжимает их и… Резкое облегчение, чувство свободного падения, и тело становится легким как воздух. И боль отступает.
Я пригладил рукой ее волосы и, тихо плача, наблюдал, как ее грудь вздымалась все реже, а потом… замерла.
Монитор загудел, и я услышал топот ног по плиточному полу в коридоре. В последний раз прошептав «прощай», я закрыл глаза и вспомнил о Холли, которая в одиночестве лежала на полу своей комнаты в общежитии и истекала кровью. Вот то место, где мне надлежит сейчас быть.