И Варгин подробно передал своему другу все, что знал о Кирше-Трофимове.
Елчанинов слушал, изредка прерывая вопросами.
— Так он теперь стал богат? — спросил, между прочим, Елчанинов, когда Варгин описал ему, в каком доме жил Трофимов.
— Если хочешь, — ответил Варгин, — он и богат, и беден, смотря, как того требуют обстоятельства! Когда нужно, братство дает ему средства, но для своих личных выгод этими средствами он не пользуется. Он жил в хорошем доме под видом Трофимова и затем, когда это потребовалось, немедленно поместился в маленькой убогой лавочке, в качестве старика часовщика, довольствуясь более чем скромной обстановкой. А между тем, если бы он захотел действовать лично для себя, он мог бы достать себе все, что пожелает, не только богатство, но и почести, и власть. Благодаря своей силе он, впрочем, имеет уже неограниченную власть над людьми и может заставить их сделать все, что пожелает. Я знаю один из разительных примеров его почти сверхъестественной силы. Дело в том, что иезуитам стал известен гипноз…
— Он был им известен давно! — сказал Елчанинов.
— Может быть! — согласился Варгин. — Но, во всяком случае, у них до сих пор не было человека, обладавшего такой силой гипноза, как теперь. У них выискался некий Иосиф Антонович Пшебецкий, и вот с ним-то пришлось померяться Киршу. Пшебецкий пригласил его к себе как доктора Трофимова и, зная, что он принадлежит к обществу перфектибилистов, хотел загипнотизировать его, чтобы под гипнозом заставить его говорить. Кирш противостоял этому, но прикинулся загипнотизированным и говорил Пшебецкому то, что хотел и что было, по его мнению, нужно. Пшебецкий попался на эту удочку, и иезуиты потерпели еще одно поражение в деле молодой графини. Затем Кирш сам загипнотизировал гипнотизера, то есть Пшебецкого, и заставил его говорить. Пшебецкий этого не подозревает и, напротив, уверен, что он имеет власть над Киршем.
Долго еще говорили приятели, пока их не позвали ужинать, и за ужином все соединились за общим столом.
Это был веселый, радостный ужин, пили за здоровье жениха и невесты и пожелали им всякого благополучия.
LXXXVII
Брат иезуит Иосиф Пшебецкий исполнил данное ему Грубером поручение, съездил в Варшаву, и там было сделано все, как желал этого патер Грубер.
Была составлена, набрана и напечатана в иезуитской типографии книга, которая явилась весьма искусно подделанным, ложным ключом к шифрованной приписке в письме короля к графу Рене.
Книга эта должна была погубить в глазах русского императора Людовика XVIII, и Пшебецкий вез ее в Петербург. Он ехал на почтовых и остановился на ночлег на одной из станций.
Брат Иосиф слишком утомился в пути и хотел отдохнуть, но ему жаль было проводить в комнате хороший летний вечер, и потому он велел себе устроить постель на сеновале, где было и мягче, и прохладнее.
Пока ему устраивали ночлег, почтенный иезуит сел на скамеечку у крыльца станции и видел, как подъехали двое в большой, поместительной, удобной берлине. Один был старик, другой молодой.
Пшебецкий не обратил внимания на проезжих, встал и пошел к себе на сеновал.
— Вот она, судьба! — сказал старик молодому так тихо, что тот только один мог это слышать. — Это тот самый Иосиф Пшебецкий, который служит гипнотизером у отцов иезуитов. Очевидно, он возвращается в Петербург недаром; с ним, наверное, есть какие-нибудь интересные данные.
Старик, сказавший это, был не кто иной, как все тот же Кирш-Трофимов, или старый часовщик, или перфектибилист, а спутник его — доктор Герье, излеченный уже от своей страсти и всецело отдавшийся делу самоусовершенствования.
Герье пожелал быть посвященным, приготовился к этому и ехал теперь вместе со своим руководителем в Германию, чтобы принять там посвящение.
Они заняли на станции свободную комнату и расположились тут на ночь.
Герье скоро заснул, но его товарищ не лег спать, а потихоньку вышел из комнаты и направился осторожными шагами на сеновал.
— Куда, барин? — остановил его проходивший по двору с ведром ямщик.
— Душно в комнатах, хочу на сеновал пройти! — спокойно отвечал Кирш.
В таком желании не было ничего удивительного, и ямщик охотно указал ему дорогу и помог даже взобраться по лестнице.
На сеновале, раскинувшись на разостланном на сене ковре, глубоким сном спал Иосиф Пшебецкий.
Кирш нагнулся над ним, протянул руку и властным голосом приказал:
— Говори!
Пшебецкий не изменил положения, в котором лежал, но полуоткрыл глаза и довольно внятно произнес:
— Я буду говорить!
— Зачем ты едешь в Петербург?
— Везу перехваченное письмо от короля Людовика к графу Рене и поддельный ключ в виде книги к шифру этого письма.
— Где это письмо?
— У меня на груди, в замшевой сумочке.
— Отдай его мне.
Пшебецкий сделал усилие, как будто хотел противиться, но Кирш снова протянул над ним руку и повторил:
— Отдай его мне!
Пшебецкий судорожно задвигал руками, расстегнул камзол на груди, достал замшевую сумку, вынул письмо и протянул его.
Кирш взял письмо, спрятал в карман и постоял с минуту в раздумье… Случай доставил ему возможность уничтожить или, так сказать, вырвать один ядовитый зуб, каким готова была нанести укус змея, бороться с которой он положил до конца своей жизни. Но это отобранное письмо было еще ничем в сравнении с той силой, которая осталась в руках иезуитов в лице Иосифа Пшебецкого, и надо было уничтожить эту силу; но для этого необходимо было быть самому гораздо сильнее брата Иосифа.
Кирш задумался, не зная, сможет ли он исполнить это.
— Могу ли я, — наконец решительно спросил он, — уничтожить в тебе твою силу?
Пшебецкий молчал.
— Говори! — приказал опять Кирш. И снова он не услышал ответа.
— Говори же!
Кирш наклонился ближе и едва различил, что Пшебецкий чуть слышно прошептал:
— Трудно.
— Трудно, значит, можно! — произнес громко Кирш и стал водить над ним руками, изредка дотрагиваясь до него.
Пшебецкий вытягивался, как пласт, а Кирш не отрываясь продолжал свое дело и чувствовал, сколько энергии требовалось от него и как ослабляла его почти до полного истощения эта энергия.
Наконец, Пшебецкий задышал ровно и спокойно, и Кирш по известным ему признакам убедился, что работа его кончена.
Однако он сам едва держался на ногах от слабости и не только не был в состоянии слезть с сеновала и вернуться к себе в комнату, но не мог ступить ни шагу.
Вконец обессиленный, Кирш упал на сено рядом с Пшебецким и заснул.
В этом сне было для него подкрепление сил…
