Микаэла следила за ним затаив дыхание – приближалось время прилива, и беспомощный тюлененок мог утонуть! Ей вспомнились печальные песни Сорчи о людях-тюленях. Бедняжка, она была так уверена, что ее умершие младенцы превратились в маленьких тюленей и покинули ее ради свободной, счастливой жизни в волнах… Слезы снова навернулись на глаза Микаэлы. «Надо спасти попавшего в беду тюлененка», – решила она, чувствуя, что иначе ее будет мучить совесть.
– Поспи, дорогая, и пусть тебе приснится твое будущее дитя! А я выйду на свежий воздух, немножко прогуляюсь!
Кивнув, Сорча уютно свернулась под одеялом и закрыла глаза, а Микаэла выскочила из комнаты и, увидев поднимавшегося по лестнице Мунго, бросилась к нему.
– Вы мне нужны, Мунго! – воскликнула она, схватила его за руку и потащила вниз. – Пожалуйста, возьмите лодку, мы выходим в море! Там маленький тюлененок разбился о камни, нужно попытаться ему помочь.
– Что вы, что вы, миледи! – запротестовал горец. – Вы же страдаете морской болезнью, забыли? И что вам за дело до какого-то тюленя?
Но Микаэла не желала ничего слушать, и в конце концов Мунго сдался.
20
Когда утлая лодчонка, выплыв из громадной расщелины-гавани, оказалась в полосе прибоя, сама Микаэла едва не пожалела о своем опрометчивом поступке. Схватившись обеими руками за борт и согнувшись в три погибели, она боролась с ужасным приступом тошноты.
– Э, да вы совсем зеленая! – заволновался сидевший на веслах Мунго. – Я же вас предупреждал! Мой лэрд мне голову оторвет, если узнает, на что вы меня подбили!
– Вы ни в чем не виноваты, – пробормотала Микаэла. – Я сама решила ехать и выдержу эту поездку!
– Надеюсь, что так, миледи, но выглядите вы неважно.
Микаэла постаралась выровнять дыхание и стала смотреть на горизонт, чтобы не видеть разбивающихся о корпус лодки волн.
– И все из-за какого-то детеныша тюленя! – глядя на ее муки, неодобрительно покачал головой горец. – Да молодые тюлени каждый день десятками калечатся и гибнут, и сородичи спокойно оставляют раненых умирать. Слишком уж вы сердобольная, миледи. Видели бы вы, как рыбаки с дубинками охотятся на них ради шкуры, которую можно выгодно продать на рынке! Право слово, давайте повернем обратно, милосерднее оставить малыша в покое, пусть себе мирно околеет – уж больно жизнь у тюленей трудная!
– Мы должны его спасти, – повторила Микаэла, высматривая большой камень, который видела из окна своей спальни. – Уже совсем рядом, Мунго. Смотрите, вон он, на уступе!
Нос лодки с глухим стуком ударился о камень. Мунго ловко накинул веревочную петлю на один из выступов, закрепил лодку, потом помог выйти Микаэле и сам следом за ней ступил на скалу. Они осторожно подошли к тюленю и, присев на корточки, стали его рассматривать.
Пухлый, с пятнистой черно-серой шкуркой, большими черными глазами и забавной круглой мордочкой, он был совсем маленький, не больше нескольких недель от роду. Тюлененок лежал, безжизненно распластавшись на камне, но, увидев людей, начал барахтаться и бить хвостом, тщетно пытаясь доползти до воды.
– Бедняжка, – пробормотала Микаэла, наклоняясь над животным. – Посмотрите, у него кровь на ласте, он ранен! Вот почему он не может сползти вниз.
Она протянула к нему руку, и тюлень издал испуганный крик.
– Осторожно! – воскликнул Мунго. – Не дай бог, на его вопли приплывет мать. Тогда нам придется туго, потому что тюлени могут быть очень злыми – они совсем не похожи на селки из сказок.
Микаэла посмотрела на камни у берега, где резвились и спали на солнышке другие тюлени. Услышав вопль детеныша, одна самка, лежавшая поодаль от остальных, тревожно подняла голову и закричала, словно звала кого-то.
– Вот его мать! Думаю, она не против того, чтобы мы помогли ее детенышу, – решила молодая женщина и принялась осторожно ощупывать поврежденную ласту. – Я совершенно незнакома с анатомией этих животных, но, похоже, их ласты – нечто вроде нашей кисти… Кажется, у него сломана кость.
Словно подтверждая ее слова, тюлененок горестно захныкал и толкнул ее руку.
– Как спокойно он дал вам себя осмотреть, – удивленно заметил Мунго. – У вас действительно настоящий дар к целительству!
Молодая женщина улыбнулась – в детстве она всегда лечила больных птиц и животных, которые не давались в руки никому другому.
– Бедненький, – ласково погладила она маленького тюленя, – мы отвезем тебя к маме, только сначала немножко полечим… Мунго, я хочу зашить рану на его ласте – иначе он потеряет много крови. Для этого мне понадобятся иголка и шелковая нить.
– Вы хотите зашить рану тюленю? – изумленно воззрился на нее горец. – Никогда о таком не слышал! Ну что ж, вы побудете здесь, а я съезжу в замок за всем необходимым. Но сначала пообещайте, что отпустите тюленя, как только зашьете ему рану. А то, боюсь, он покажется вам таким несчастным и беспомощным, что вы решите отвезти его в замок.
– Конечно, отпущу, – согласилась молодая женщина. – Бедняжке нужна забота и любовь матери. А вы найдите в моей комнате кожаную сумку с инструментами и возьмите из нее иглы, нитки, бинт и целебную мазь.
– Слава богу, что вам не понадобился ваш тяжеленный сундук с книгами, – проворчал горец.
Микаэла звонко рассмеялась:
– Спасибо за помощь, Мунго! Похоже, я снова у вас в долгу.
– Не вижу в этом ничего плохого. Я готов сделать все, о чем бы вы ни попросили, госпожа доктор!
– Из-за Ангуса?
– Конечно, я благодарен вам за спасение отца, но это не единственная причина, – улыбнулся горец. – Дело в том, что вас больше жизни любит Дайрмид. Он попросил меня заботиться о вас, пока он в отъезде, а его слово для меня – закон!
Он взялся за весла, лодка развернулась и поплыла к замку.
Слезы навернулись Микаэле на глаза.
– Мунго! – крикнула она. – Возвращайтесь скорее! И привезите мне что-нибудь поесть, я просто умираю с голоду!
Через мгновение лодка скрылась из виду, и Микаэла улыбнулась сквозь слезы: подумать только, он сказал, что Дайрмид любит ее больше жизни! От этих слов у нее все запело внутри. Дайрмид ее любит, любит! Будь выступ, на котором она стояла, пошире, она пустилась бы в пляс, но места было слишком мало. Тогда молодая женщина уселась на самый край, свесив ноги над водой, и приготовилась терпеливо ждать – дорога в замок и обратно наверняка займет у Мунго не меньше часа.
Она посмотрела на тюленя – малыш вел себя на удивление тихо. «Очевидно, совсем обессилел от боли и потери крови», – решила Микаэла. Кровь все еще продолжала сочиться, и она перетянула ласт повыше раны жгутом из батистового платка, а потом, положив к себе на колени круглую голову малыша, стала ласково гладить по теплой, шелковистой шерсти. Тюлень покосился на нее большими, выразительными, как у человека, глазами.