Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
— Что русичи замышляют? Зачем пришли сами и позвали князя в свой город?
Тимарь улыбнулся, глянул на Торника, как на несмышленого дитя, языком втянул правый ус в рот, но тут же вытолкнул. С издевкой произнес:
— Говорят, будто новый бог сделал так, что земля их кормит. Ты бывал прежде в их городе?
— Нет, — поспешил соврать Иоанн, не зная, о чем может последовать очередной вопрос.
— А может земля кормить людей десять лет?
Иоанн мучительно ломал голову: «Что имели в виду хитрые русичи, сказав такое печенегам?»
— Вижу — сомневаешься, мой многоопытный советник, — недобро, с полуугрозой в голосе произнес Тимарь. — И мы с братом сомневались, слушая бородатых урусов. Потому и пошел Анбал посмотреть на такое чудо вашего небесного бога. Надо было бы и тебя послать с ним.
Тимарь резко поднялся с бархатной подушки, мягкой ладонью огладил только что выбритое лицо, словно проверяя, старался ли Самчуга своей бритвой?
Торник торопливо привстал на колени, не смея распрямить ноги, чтобы не возвыситься над каганом.
— Иди к урусам, узнай, что замыслили лесные медведи. И что ждет посланцев в крепости. Если не вернется Анбал, то я с них шкуры поснимаю живьем!
Каган стиснул пальцы в кулаки, резко отвернулся от Торника, обдав его запахами благовоний от дорогого парчового халата.
Иоанн Торник тут же поспешил покинуть шатер — чего доброго, еще и нукеров крикнет вытолкать взашей! Постоял у входа, чтобы опомниться от неласковой встречи с каганом.
«Будто презренного холопа выгнал, — с горечью подумал Иоанн, и от обиды закипала злость в душе гордого грека. — Много позволяет себе грязный печенег! Забыл, верно, что я посол императора», — но при воспоминании о божественном василевсе сырым холодом потянуло вдруг от чужой земли, неласковой и враждебной.
Торопливо скинул с плеч дорожный халат, бросил его под ноги, помял. Когда надел, то стал похож на конюха, а не на важного василика великой державы. Снял с пальцев перстни с фальшивыми камнями, притрусил руки теплой пылью из-под чужих ног и таким явился перед русскими посланцами. Русичи сидели под деревом в ожидании своей участи, сидели спокойно, без волнения и страха поглядывали на печенежское войско, на суровых стражников вокруг них, которые шагах в двадцати маялись под солнцем, опираясь на черные хвостатые копья.
— От кагана я к ним, — чуть слышно проговорил Торник ближнему нукеру. Удивление на лице печенега тут же сменилось унылым равнодушием.
Русичи встрепенулись, когда за их спинами раздалось приветливое пожелание:
— Да поможет вам великий бог в отважном промысле ради спасения города своего, смелые василики.
— И тебе бог в помощь, добрый человек, — откликнулся русич в голубом корзне, а старый дружинник с длинным, каким-то ежиным носом и со шрамом под левым глазом скорбно улыбнулся и глухо сказал:
— И тебя не минула лихая беда, греческий посланник. Не дошел до своего Корсуня. Упреждал ведь тебя Славич, чтоб остерегался ты степняков в долгом пути. Надо было Днепром плыть.
— Все под богом ходим. То в его власти — освободить меня и вас, — смиренно отозвался Торник. — Подстерегли посольский караван печенеги, побрали возы с мехами, слуг повязали в полон. Только одного и отпустили за море с письмом к брату: требуют выкуп немалый, не верят, что послан я на Русь как василик императора, — врал Торник, видя, что его слова вызывают сочувственную печаль в глазах доверчивых посланцев Белгорода.
— Прискорбно все это, — отозвался русич в голубом корзне. Загорелое лицо его было Торнику незнакомо, а старый дружинник, выходит, из той заставы, что провожала его за кон земли Русской. — Положись на силу своего разума и уходи от печенегов, пока они по Руси бродят, а не у себя в степи. Там не уйдешь от них.
— Они и здесь стерегут меня крепко. На золото теперь у меня вся надежда. Только оно может сохранить жизнь, — продолжал сетовать Торник и, будто сокрушаясь, развел руками в стороны. — До слез жаль мне храбрых белгородцев. Вас отсюда в полон могут увести, тем жизни сохраните. А тех, кто затворился в городе, что спасет? Ведь их ждет лютая смерть. Разве не так?
Сказал и спохватился: поспешность и легкость, с которой он проговорил страшный по своей сути вопрос: «Разве не так?» — могли насторожить русичей. Но они если и уловили неискренность в его словах, виду, однако, не подали ни взглядом, ни жестом. И никто из них не сделал попытки успокоить его, утешить, чем же именно будут питаться жители Белгорода десять лет, о которых они известили печенегов.
— Сам же сказал, что все мы под богом пребываем, — с легкой усмешкой отозвался пожилой дружинник, тут же повел светлыми глазами в сторону Белого Шатра. — Нет ли какой усобицы среди степняков? И почему послали юного князя? Не прослышал ли об этом, бродя среди ворогов беспрепятственно? Знать бы, какие вести привез гонец?
При слове «беспрепятственно» бородатый русич в голубом корзне чуть заметно улыбнулся в усы, с любопытством поднял глаза на Торника, будто спросил: «Что скажешь на это, грек?»
Если бы Торник знал, о чем успел шепнуть русичу толмач Самчуга за несколько серебряных монет!
— Гонец прискакал из Саркела, от жен кагана. И усобиц давно нет между князьями и великим каганом, — врал Иоанн, лишь бы напугать упрямых русичей. — Правда, прознал я об одном случае, когда сотник обесчестил дочь одного князя и сам за это лишился головы…
— Что же, случается такое и у нас на Руси, — отозвался старый дружинник с ежиным носом, добавил: — Стражники беспокоятся, добрый василик. Не велено к нам никого пускать для разговора. Как бы худа тебе не сделали, если каган прознает.
Нукеры стояли, как замершие истуканы. Торник понял, что он для русичей стал неинтересен. И ему тут больше делать нечего, не доверились они ему. Что скажет он теперь кагану? Опять неудача!
Вновь и вновь озирался Торник на закрытые ворота крепости — не идет ли назад князь Анбал?
Тимарь, кривя толстые губы, выслушал слова Торника о беседе с посланцами, с напускной лаской утешил его:
— Иди, мой добрый гость, к своим людям и не страшись ничего. Наши дела вас не коснутся. Чтобы другие князья случайно не обидели, велю нынче же крепкую стражу у возов поставить.
Торник молча сглотнул еще одну обиду, но изобразил на лице вымученную улыбку и, кланяясь, покинул ненавистный Белый Шатер.
С такой же ненавистью оглядывался, направляясь к своим возам, Иоанн Торник и на упорный Белгород с его нераскрытой тайной.
«Сидеть бы мне теперь вместе с Парфеном Стрифной в Киеве, за высокими стенами да под защитой дружины княжеской, ждать светлого часа послужить божественному василевсу… Эх, брат Харитон, что надумал ты!»
Печенежские посланцы с князем Анбалом все не возвращались.
* * *
Черниговского торгового мужа Глеба первым заметил Вершко — тот спешным шагом шел от зарослей Ирпень-реки, а пообок с ним два верховых печенега. Шел в добротном корзне алого цвета, в куньей шапке, под распахнутым корзном на дорогом поясе покачивался меч в черных ножнах.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
