— Она Таня?! — удивленно переспросил Григорий. Не может быть, я уверен, что это разные девушки. Нет? Ответь правду, не молчи! — закричал он на Юлю.
— Гриш, я понимаю, что тебе тяжело. Пойду, я лучше завтра зайду.
— Подожди! Расскажи мне, как она погибла? Ты что-нибудь об этом знаешь?
— Знаю. Мальчишка из гитлерюгенд застрелил ее из пистолета. Когда его поймали, он рассказал, что два солдата поиздевались над его матерью, а, увидев его немецкую пилотку, застрелили женщину, посчитав ее фашисткой. Пацан, ему лет двенадцать-тринадцать, взял припрятанный пистолет и вышел на улицу. Увидел самую красивую русскую девушку и выстрелил в нее. Вот так он отомстил — по-своему. Тех двоих быстро нашли, арестовали и заперли в подвале. Ночью кто-то бросил туда гранату и обоих насмерть. А пацана куда-то отправили.
— А Титову?
— Не знаю. Ее в штаб армии, оттуда в передвижной поезд-госпиталь и куда-то увезли. Может, на родину? Она где-то под Калугой жила.
— Так что, значит в госпиталь? Может, ее тяжело ранило?
— Нет, ее с трупами офицеров и высшего командного состава положили. Она двадцатого апреля уже ротой связи командовала, а потом ее сразу через дня три повысили. Назначили командиром батальона спецсвязи всего фронта.
— А ты видела, как она погибла?
— Нет, я только тело потом в штабе видела.
— Юль, ты только не злись, но мне кажется, что Таня существует. Она совсем другая, не такая строгая и родинка у нее на щеке.
— Гриш, мне не просто говорить об этом, но я лично ей обещала рассказать правду. Титова меня на Новый год вызвала, попросила отвлечь, потанцевать с тобой. В это время она бегала переодевалась, родинку рисовала. Знаешь, сколько красок для лица девчонкам надарили на праздник и все хорошие — трофейные. В тот вечер она мне сама все рассказала и взяла с меня слово, что если она погибнет, я должна буду рассказать тебе всю правду, чтобы ты не искал девушку, которой нет. Я не знаю, девчонка она была, ну не как я. Но однажды, когда ты ушел в разведку, я увидела у нее слезы и поняла, что она любит тебя по-настоящему. Даже испугалась за тебя и все ей высказала.
— Что ты ей высказала?
— Ну чтоб не трогала и забыла тебя. — А она ответила — мол, знаю, но ничего поделать не могу. Ушла и еще больше заревела.
Гриша замолчал. Все его сравнения и подозрения всплыли. Конечно, он догадывался, но всегда прогонял эту мысль, не хотел даже рассуждать на тему она это или нет.
— Настолько похожих женщин не бывает, даже близнецы и те разные, — подумал он. — А она вот так поступала из-за того, что хотела сберечь солдата — меня. А может из-за комбата, который презирал ее. А если бы все прояснилось раньше, сколько бы у нас было времени и встреч, но на войне все по-другому. Приходится врать и она делала это как могла, а я опьяненный любовью, просто отказывался верить в сходство, хотя и понимал, что Титова и Таня — один и тот же человек. Теперь ее нет, нет игры, что она выдумала, нет тайны, осталась лишь пустота. Шершавая, колючая пустота. Она повисла в душе и тянет. Где-то рядом целый поток слез, но они почему-то не идут, эта пустота все заткнула собой и не выпускает мою боль наружу.
— Гриш, я пойду, — тихонько сказала Юля и ушла, а Григорий остался сидеть на лавочке. Он вспомнил тех двоих, что тащили немку, и был уверен, что это сделали они. Хотя позже решил, что эти ребята оказались игрушками в руках войны. Он честно противостоял ей — верил, что война не сможет победить его. Она проиграла, но нанесла последний, самый тяжелый удар — в сердце.
Солдат весь день сидел на лавочке. Курил одну за одной сигареты, а его мысли были далеко — там, в голубых небесах, где встречаются души погибших. Он попросил прощения у этой девушки, которая так любила его, за то, что не разглядел ее любящих глаз.
Григорий молчал весь день и ходил мрачный. Санитарки даже испугались за него, подумали, что это последствия контузии, но он ответил, что потерял близкого человека и солдата оставили в покое. Он остался один на один со своим горем и несколько дней ни с кем не общался.
Девятого мая 1945-го года в госпитале объявили о том, что война кончилась. В этот день никто не стонал и не кричал от боли — радость была у всех, но ночью пришлось вызывать весь персонал госпиталя. Здоровые мужики рыдали. Нет, не от ранений, а оттого, что в этом мире сломался конвейер смерти и наступил долгожданный мир. Многие переживали оттого, что не смогут отомстить за тех, кто погиб рядом с ними. Они хотели вернуться и взять оружие, чтобы отомстить за близких, за погибших товарищей, но им предстояло жить, и врачи, как могли, успокаивали каждого.
После праздника Победы Григорий старался взять себя в руки. Конечно, ему хотелось как и остальным уехать на фронт, найти недобитых немцев и расстрелять их всех, но это были лишь порывы злости и он, понимая это, пытался справиться с ними. Люди вокруг перестали бояться, и Гриша сразу заметил, что каждый в госпитале уверен — больше никого не убьют, бойцы вернуться домой и начнут новую, счастливую жизнь. Медперсонал заботился о каждом. Все понимали, что это непросто люди, это счастье и радость, которые вернутся лишь в некоторые дома и семьи. Врачи боролись за каждого раненого, чтобы он выжил и, приехав в родной город или деревню, привез с собой часть победы, радости, которой конечно на всех не хватало.
Двенадцатого мая Григорий понял, что нужно жить дальше. Он наконец-то осознал, что в этот мир пришла маленькая девочка с голубыми, как небо глазами — с именем Победа. За ее рождение пришлось дорого заплатить, но она родилась и теперь будет жить вечно, напоминая всем о том, чего стоило ее рождение.
В этот же день приехал Киселев. Григорий переносил раненых бойцов из палаты, и полковнику пришлось ждать солдата. Он, конечно, дождался и, встретившись, они обнялись и долго молчали. Но Киселев нарушил это молчание, встал с лавочки и произнес:
— Рядовой Михайлов! За смелость и храбрость, проявленную в боях при взятии города Кенигсберг, вы награждаетесь медалью «За боевые заслуги!».
— Служу Советскому Союзу! — встав, ответил солдат.
Комбат пристегнул к его гимнастерке медаль и добавил:
— Позже получишь еще одну — за взятие Кенигсберга. Я тебя представил, но дойдет она до тебя позже.
— Служу Советскому Союзу! — еще раз ответил радист и отдал честь. Они вновь обнялись и, немного успокоившись, сели и закурили. Комбат достал из кармана тонкую трофейную фляжку и предложил куда-нибудь отойти, обмыть медаль.
Они нашли укромное место и расположились. Выпили и стали вспоминать товарищей. Григорий рассказал комбату о том, что к нему приезжал офицер и расспрашивал о том, как они относили рацию к подземному заводу.
— И что? — немного удивленно спросил Киселев.
— Да ничего. Я ему сказал, что никого не осталось. Командир Воувка погиб на первом рубеже в окопах, остальные тоже. Никого не осталось.
— А он что хотел узнать?
