В тот вечер вопреки приказу я вышел в город один. Я не хотел, чтобы кто-нибудь был вместе со мной и заменял Мика, Бфиффа, Буви и других, чье беззаботное веселье, приветливость и участие притягивали даже сдержанных и безучастных французов.
Варшавские улицы были пустынны. Грохот моих подкованных сапог далеко разносился в ночной тиши. Что меня заставляло испытывать судьбу?
Как я ни старался, на сборном пункте дивизии, в 3-м запасном батальоне, я так почти и не встретил добровольцев 1938 года, добровольцев времен формирования дивизии «Мертвая голова» в 1939 году. Где они, те, которым накануне Восточной кампании зачитывали приказ фюрера «К солдатам Восточного фронта»? Например, Хюне Мёллер предчувствовал свою смерть. Он погиб при прорыве линии Сталина. А вместе с ним и его товарищ, обещавший ему «место наверху в братской могиле», если тот не заткнется. Убиты, убиты, убиты. Дивизии первого часа больше не существует.
Поэтому места наших убитых в 3-м батальоне занимают инородцы в нашей униформе. Против добровольцев из других западноевропейских стран, собранных в дисциплинированные и заслуженные соединения, нет возражений, мы признавали их товарищами.
Но тех, что поступали к нам на формирование с оккупированной территории Советского Союза, с их особой манерой воевать и расправляться с безоружным населением, мы просто не могли считать «своими». Их действия бросали тяжелую тень на нас. За свои преступления они расплачивались немедленной смертью или отправкой в штрафной батальон СС.
Такой, например, была «русская бригада» под командованием Бронислава Каминского, численностью 1700 человек. Из нее планировалось сформировать «русскую дивизию СС». Она отличалась особой жестокостью. Как мне рассказывал один свидетель, во время боев в Варшаве в августе 1944 года ее солдаты согнали в тупик жителей целого городского района, в том числе женщин и детей, и сожгли их огнеметами. За это Каминский был 26.08.1944 г. приговорен полевым судом СС к смерти, его бригада была расформирована, а ее солдаты отправлены в дивизию находившегося на немецкой службе русского генерала Власова.
По прибытии в Варшаву мне сразу поручили отделение молодых фольксдойче для проведения с ними боевой подготовки. Это были безупречные мальчишки и к тому же настоящие добровольцы, а не вынужденные «полудобровольцы», как погибший Хуго Шрок.
В середине сентября я среди других был перед строем роты награжден Железным крестом 2-го класса. Мой командир роты переслал мое наградное свидетельство через госпиталь. «ЖК II» — орден «за второклассную храбрость», как мы его саркастически называли. Раньше эта награда меня бы очень обрадовала. Теперь, когда я знал, как и за что даются кресты, она была мне безразлична.
Вскоре после этого в канцелярии я получил занесенные в мою солдатскую книжку знак «За танковый бой» и знак «За ранение».
По этому случаю старшина роты спросил меня, не имею ли я право на получение знака «За ближний бой». Для этого я достаточно часто должен был видеть «белки глаз врага».
— Сожалею, — ответил я, — один раз была сильная метель, и я не мог их различить, другой раз была темная и облачная ночь, и у меня не было времени их разглядывать, в третий раз я, может быть, мог бы увидеть их в свете ракеты, если бы всматривался, вместо того чтобы орать: «Иваны прорвались!», и в последний раз, когда меня русский солдат хотел наколоть на штык, я вспомнил, что надо увидеть белки его глаз. Но ведь этого, конечно же, недостаточно!
В тот же вечер в кинотеатре вермахта взорвалась бомба, после того как оттуда вышел последний солдат. Через несколько дней на моих глазах взорвался трамвай, из которого я только что вышел.
Для формирования итальянских бригад СС был создан штаб. Вместе с другими австрийцами и южными тирольцами меня откомандировали туда. Я поехал на полигон в Мюнзингене. Штурмбаннфюрер Кнёхляйн больше никогда не получит меня в подчинение.
В Мюнзингене я встретил смешанные войска: немецких фюреров, итальянских офицеров и итальянских солдат в итальянской форме. Напряжения между итальянцами и южными тирольцами заметно не было, хотя фюрер пообещал итальянцам Южный Тироль. Могли ли мы объяснить южным тирольцам, что это ничего не значит? С Советским Союзом у нас тоже был пакт о ненападении, однако мы дошли почти до Москвы.
Если на утреннем построении мы вышли перед нашей темпераментно жестикулирующей и суетящейся униформированной публикой, пытаясь призвать ее к дисциплине и порядку, то к концу дня у нас не осталось никакой надежды, что мы когда-нибудь снова вернемся в войска СС. И мы стали питать надежду, что никогда с этим сбродом не пойдем в бой.
В конце октября по железной дороге нас отправили в Верону. Там мы разместились в казарме в центре города. Снова удалось сравнить староавстрийские, французские, польские, русские, и итальянские казармы с немецкими. Известные до сих пор чужие казармы даже для невзыскательного солдата оставляли желать много лучшего. На своей родине итальянцы снова оказались в своей стихии. Бары и пивные сотрясали улицы громом боевых песен. Под бравурные ритмы некоторые действительно геройски гибли в массовых оргиях.
Отсюда нас перевели в Пинероло, западнее Турина. Штаб бригады находился в Кальдиеро, в 20 километрах восточнее Вероны.
С другими офицерами я жил на квартире в пустовавшей вилле. Постепенно складывалась необходимая организация в штабе. Мне поручили управление складами вооружения и боеприпасов, я получил право реквизировать необходимые складские помещения, закупать стройматериалы и иметь необходимый штат помощников. Я лично подчинялся «высшему фюреру СС и полиции Италии» обергруппенфюреру СС Вольфу, ставка которого находилась в замке Сан-Мартино недалеко от Вероны. Мне были предоставлены широкие полномочия. Из Сан-Мартино я получал требования войск, собирал их, отправлял заказы на фирмы-производители, а потом получал вооружение и боеприпасы, отправлял их на склады или в войска автомобильным транспортом или по железной дороге. Так, я получал с заводов в Милане и Турине автоматическое оружие, пехотные лопатки в Кремоне, оптические приборы в Комоссе, пистолеты «Беретта» в Гардассе, боеприпасы — в Пьяченце.
У меня появилось честолюбие, и я стремился как можно лучше выполнять поставленные передо мной задачи. В свободное от службы время я занимался изучением военно-технических дисциплин, чтобы соответствовать своей должности, и когда меня снова отправят в боевые части, то получу должность на ступень выше, чем при откомандировании. Однако некоторое время я с большим воодушевлением расписывался под названием моей должности: «начальник складов вооружения и боеприпасов командующего войсками СС в Италии».
В связи с неспокойной обстановкой в Северной Италии мне было поручено построить укрепления в непосредственной близи моих складов в Кальдиеро.
После того как я выполнил это задание, в 20-х числах июня 1944 года меня произвели в обершарфюреры СС. Мне было объявлено об этом перед строем штабной роты, одновременно мне вручили удостоверение к «Демянскому щиту», который я уже два года носил на рукаве, как самую ценную для меня награду.
