Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
– В конце концов, меня уж ни к одному тиру не хотели подпускать. – Он самодовольно хохочет. – Вся эта банда боялась, что я ее разорю. Да, дело мастера боится!
Я бреду по темной улице. Из подъездов струится свет, и бежит вода, – моют лестницы. Проводив меня, Бруно, наверное, опять играет со своей дочкой. Потом жена позовет их ужинать. Потом он пойдет пить пиво. В воскресенье совершит семейную прогулку. Он добропорядочный муж, хороший отец, уважаемый бюргер. Ничего не возразишь…
А Альберт? А мы все?..
Уже за час до начала судебного разбирательства мы собрались в здании суда. Наконец вызывают свидетелей. С бьющимся сердцем входим в зал. Альберт, бледный, сидит на скамье подсудимых, прислонясь к спинке, и смотрит в пространство. Глазами хотели бы мы сказать ему: «Мужайся, Альберт, мы не бросим тебя на произвол судьбы!» Но Альберт даже не смотрит в нашу сторону.
Зачитывают наши имена. Затем нам предлагают покинуть зал. Выходя, мы замечаем в первых рядах скамей, отведенных для публики, Тьядена и Валентина. Они подмигивают нам.
Поодиночке впускают свидетелей. Вилли задерживается особенно долго. Затем очередь доходит до меня. Быстрый взгляд на Валентина: он едва заметно покачивает головой. Альберт, значит, все еще отказывается давать показания. Так я и думал. Он сидит с отсутствующим видом. Рядом защитник. Вилли красен как кумач. Бдительно, точно гончая, следит он за каждым движением прокурора. Между ними, очевидно, уже произошла стычка.
Меня приводят к присяге. Затем председатель начинает допрос. Он спрашивает, не говорил ли нам Альберт раньше, что он не прочь всадить в Бартшера пулю? Я отвечаю: нет. Председатель заявляет, что многим свидетелям бросились в глаза удивительное спокойствие и рассудительность Альберта.
– Он всегда такой, – говорю я.
– Рассудительный? – отрывисто вставляет прокурор.
– Спокойный, – отвечаю я.
Председатель наклоняется вперед:
– Даже при подобных обстоятельствах?
– Конечно, – говорю я. – Он и не при таких обстоятельствах сохранял спокойствие.
– При каких же именно? – спрашивает прокурор, быстро поднимая палец.
– Под ураганным огнем.
Палец прячется. Вилли удовлетворенно хмыкает. Прокурор бросает на него свирепый взгляд.
– Он, стало быть, был спокоен? – переспрашивает председатель.
– Так же спокоен, как сейчас, – со злостью говорю я. – Разве вы не видите, что при всем его внешнем спокойствии в нем все кипит и бурлит. Ведь он был солдатом! Он научился в критические моменты не метаться и не воздевать в отчаянии руки к небу. Кстати сказать, вряд ли они тогда уцелели бы у него.
Защитник что-то записывает. Председатель с минуту смотрит на меня.
– Но почему надо было так вот сразу и стрелять? – спрашивает он. – Не вижу ничего страшного в том, что девушка разок пошла в кафе с другим знакомым.
– А для него это было страшнее пули в живот, – говорю я.
– Почему?
– Потому что у него ничего не было на свете, кроме этой девушки.
– Но ведь у него есть мать, – вмешивается прокурор.
– На матери он жениться не может, – возражаю я.
– А почему непременно жениться? – говорит председатель. – Разве для женитьбы он не слишком молод?
– Его не сочли слишком молодым, когда посылали на фронт, – парирую я. – А жениться он хотел потому, что после войны он не мог найти себя, потому что он боялся самого себя и своих воспоминаний, потому что он искал какой-нибудь опоры. Этой опорой и была для него девушка.
Председатель обращается к Альберту:
– Подсудимый, не желаете ли вы наконец высказаться? Верно ли то, что говорит свидетель?
Альберт колеблется. Вилли и я пожираем его глазами.
– Да, – нехотя говорит он.
– Не скажете ли вы нам также, зачем вы носили при себе револьвер?
Альберт молчит.
– Револьвер всегда при нем, – говорю я.
– Всегда? – переспрашивает председатель.
– Ну да, – говорю я, – так же как носовой платок и часы.
Председатель смотрит на меня с удивлением:
– Револьвер и носовой платок как будто не одно и то же?
– Верно, – говорю я. – Без носового платка он легко мог обойтись. Кстати, платка часто у него и вовсе не было.
– А револьвер…
– Спас ему разок-другой жизнь, – перебиваю я. – Вот уже три года, как он с ним не расстается. Это уже фронтовая привычка.
– Но теперь-то револьвер ему не нужен. Ведь сейчас-то мир.
Я пожимаю плечами:
– До нашего сознания это как-то еще не дошло.
Председатель опять обращается к Альберту:
– Подсудимый, не желаете ли вы наконец облегчить свою совесть? Вы не раскаиваетесь в своем поступке?
– Нет, – глухо отвечает Альберт.
Наступает тишина. Присяжные настораживаются. Прокурор всем корпусом подается вперед. У Вилли такой вид, точно он сейчас бросится на Альберта. Я тоже с отчаянием смотрю на него.
– Но ведь вы убили человека! – отчеканивая каждое слово, говорит председатель.
– Я убивал немало людей, – равнодушно говорит Альберт.
Прокурор вскакивает. Присяжный, сидящий возле двери, перестает грызть ногти.
– Повторите – что вы делали? – прерывающимся голосом спрашивает председатель.
– На войне убивал, – быстро вмешиваюсь я.
– Ну, это совсем другое дело… – разочарованно тянет прокурор.
Альберт поднимает голову:
– Почему же?
Прокурор встает:
– Вы еще осмеливаетесь сравнивать ваше преступление с делом защиты отечества?
– Нет, – возражает Альберт. – Люди, которых я там убивал, не причинили мне никакого зла…
– Возмутительно! – восклицает прокурор и обращается к председателю: – Я вынужден просить…
Но председатель сдержаннее его.
– К чему бы мы пришли, если бы все солдаты рассуждали подобно вам? – говорит он.
– Верно, – вмешиваюсь я, – но за это мы не несем ответственности. Если бы его, – указываю я на Альберта, – не научили стрелять в людей, он бы и сейчас этого не сделал.
Прокурор красен как индюк:
– Но это недопустимо, чтобы свидетели, когда их не спрашивают, сами…
Председатель успокаивает его:
– Я полагаю, что в данном случае мы можем отступить от правила.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
