Пряжка была сделана из огромного желтого камня, круглого и глубокого. Он напоминал сдавленный мяч из упругого материала. Камень сверкал и переливался, словно внутри него было заключено настоящее солнце, лучи которого пробивались наружу и освещали все вокруг. По бокам от него были два великолепных лунных камня меньшего размера, чей блеск, несмотря на сверкание солнечного камня, напоминал лунный свет, озаряющий ночное небо. С обеих сторон к ним изящными золотыми застежками прикреплялась полоса искрящихся разными цветами драгоценных камней. Казалось, что внутри каждого из этих камней пряталась мерцающая и переливающаяся звезда.
Маргарет в восхищении всплеснула руками. Она низко наклонилась, чтобы лучше рассмотреть пояс, но внезапно отпрянула и выпрямилась во весь рост. Сказанные ею слова были произнесены с полной уверенностью:
— Это не погребальная одежда! Это платье предназначено не для погребения. Это свадебное платье!
Мистер Трелони склонился и протянул руку к платью. Он отвернул одну из складок у шеи, и по его быстрому и глубокому вздоху я понял, что его что-то удивило. Он еще немного приподнял материю и тоже отступил назад. Указывая рукой, он сказал:
— Маргарет права! Это платье предназначено не для мертвого! Смотрите, оно не надето на тело, а только покрывает его.
Он поднял пояс из камней и передал его Маргарет. Потом двумя руками подхватил платье и накинул его на руки Маргарет, которая машинально протянула их вперед. Вещи такой красоты имеют слишком большую ценность и заслуживают бережного обращения.
Открывшаяся нашим взорам полностью обнаженная фигура была воистину прекрасна. Лишь ее лицо оставалось закрытым. Мистер Трелони нагнулся и слегка дрожащими руками поднял кусок материи, изготовленный из того же материала, что и платье. Когда он отступил и вся блистательная красота царицы открылась взору, я почувствовал, что меня охватил стыд. Так не должно быть! Мы не должны были находиться здесь и, забыв о приличии, рассматривать эту ничем не прикрытую красоту. Это непристойно! Это святотатство! Но тем не менее, неземная красота казалась чудом. Ничего общего со смертью здесь не было, это больше напоминало статую, вырезанную из слоновой кости рукой Праксителя. Смерть не лишила тело его форм. Оно не стало сморщенным и твердым, как у большинства мумий. Не было высохшим, как тело, долго пролежавшее в горячем песке (такие мне доводилось видеть раньше в музеях). Все поры тела каким-то чудесным образом полностью сохранились. Плоть имела округлые формы и была мягкой, как у живого человека, кожа — гладкой, как атлас. Ее цвет был восхитительным. Она походила на слоновую кость, молодую слоновую кость, везде, кроме правой руки, сейчас истерзанной и в пятнах крови, с отсутствующей кистью, которая лежала в саркофаге, не покрытая бинтами столь много веков, открытая внешним воздействиям.
Поддавшись женскому порыву, Маргарет с опущенными уголками рта и пылающими от гнева и жалости щеками набросила прекрасное платье, лежавшее у нее на руках, на тело, оставив открытым только лицо. Но это лицо было еще более поразительным, чем тело, потому что напоминало лицо живого человека. Веки были закрыты, черные длинные изгибающиеся ресницы лежали на щеках. Гордо очерченные ноздри были недвижимы, но такая неподвижность, если ее замечаешь на живом лице, выглядит величественнее, чем на лике смерти. Полные ярко-красные губы слегка приоткрывали ряд жемчужных зубов, хотя рот не был раскрыт. Ее волосы, удивительно густые и блестящие, цвета воронова крыла, были уложены пышными локонами вокруг белого лба, на который как будто случайно сбились несколько вьющихся прядей. Меня поразило ее сходство с Маргарет, хотя я и готовился увидеть подобное, памятуя слова мистера Трелони в пересказе мистера Корбека. Эта женщина (у меня язык не поворачивался назвать ее мумией или трупом) удивительно напоминала такую Маргарет, какой она была, когда я впервые увидел ее. Сходство усиливалось драгоценным украшением, которое было в ее волосах— точно такой же «диск с перьями» носила и Маргарет. Это украшение тоже было удивительной красоты: огромная жемчужина, сияющая призрачным лунным светом, в окружении резных кусочков лунного камня.
Мистер Трелони, похоже, был сражен наповал. Он казался несчастным и растерянным, и когда Маргарет подошла к нему, крепко обняла и попыталась успокоить, я услышал, как он неровным голосом прошептал:
— Она выглядит, как будто это ты мертвая, девочка моя!
Надолго застыла тишина. Лишь снаружи доносились
яростные звуки волн, разбивающихся о берег далеко внизу, и рев ветра, который уже превратился в бурю. Голос мистера Трелони вывел нас из оцепенения:
— Позже нам нужно будет попытаться выяснить, каким способом забальзамировано тело. Ничего подобного я раньше не встречал. Не видно, чтобы где-то сделан разрез для извлечения внутренностей и органов, так что, судя по всему, они остались внутри тела. Однако жидкости в теле нет, вместо нее каким-то образом очень аккуратно в вены введено неизвестное вещество, похожее на воск или стеарин. Интересно, возможно ли, чтобы они в те времена могли использовать парафин? Может быть, они каким-то не известным нам способом смогли закачать его в вены, где он и затвердел?
Маргарет, накинув белое покрывало на тело царицы, попросила нас отнести его в ее комнату, что мы и сделали, положив его там на кровать. Потом она попросила нас уйти, сказав:
— Оставьте ее со мной. Нам все равно еще придется ждать несколько часов, а я не хочу, чтобы она оставалась там одна и лежала обнаженная под светом ламп. Может быть, она готовилась к свадьбе… свадьбе со Смертью, и, по крайней мере, пусть на ней будет ее нарядное платье.
Когда спустя некоторое время она пригласила меня зайти в ее комнату, мертвая царица уже была одета в свое прекрасное белое платье с золотой вышивкой, все ее драгоценные украшения также были на месте. Вокруг стояли зажженные свечи, а на ее груди лежали белые цветы.
Какое-то время мы стояли рука об руку, глядя на нее. Потом, вздохнув, Маргарет накрыла тело одной из своих белоснежных простыней и отвернулась. Аккуратно закрыв за собой дверь комнаты, она направилась со мной в гостиную, где к тому времени собрались все остальные. Там мы принялись обсуждать все, что произошло, и что нас ждало впереди.
Время от времени я замечал, что кому-то приходилось что-то говорить лишь для того, чтобы разговор не заглох, как будто все мы потеряли уверенность в себе. Длительное ожидание начинало сказываться на наших нервах. Для меня было очевидным, что мистер Трелони пострадал от этого транса больше, чем мы думали или чем он пытался показать. И правда, его сила воли и решительность остались прежними, но физически он явно ослабел. Да это и понятно: никто не может после четырех дней, проведенных без сознания, полностью сохранить свои силы.
Время текло все медленнее и медленнее. Мои друзья незаметно начали ощущать сонливость. Я подумал, что у мистера Трелони и мистера Корбека, которым уже доводилось испытывать на себе гипнотическое воздействие царицы, возможно, тоже все начиналось с вот такой дремоты? Доктор Винчестер время от времени впадал в состояние расслабленности, причем чем дальше, тем это случалось все чаще и все больше затягивалось.
