Он пил, а она сидела за столом напротив, подперев подбородок ладонями, и не отрывала от него глаз.
— Надолго ты к нам? — спросила она.
— Завтра Иннокентий отвезет меня на станцию. В Москву еду. Дел в столице набралось очень много.
Ее взгляд потух. В глазах появилась грусть.
— Я сама отвезу тебя на станцию. Не возражаешь?
— А как же ребенок?
Она глянула на деревянную кроватку, стоящую возле печи.
— Дочка самостоятельная. В особой опеке не нуждается.
— Здесь, поди, и школы нет?
— Я сама была учительницей. Безграмотной не останется. В деревне детей нет, кроме Оксанки. Молодежь по городам разбежалась. Трое мальчишек в монастырь ушли. Здесь не живут. Здесь доживают. Уйти некуда. Нас нигде не ждут.
Павел не хотел расспрашивать ее о жизни. Пришлось бы о себе рассказывать. А он не желал теребить душу воспоминаниями. Без того тошно. Сейчас хорошо. Выдался на пути островок безмятежного счастья. Зачем загаживать его своими проблемами.
Хмель ударил в голову, и он окончательно расслабился.
Они даже смеялись. Ветерок подул снизу и поднял сухой пожелтевший листок к облакам, где ярко светит солнце и кругом чистота и прозрачность. Лови мгновение и ликуй. Надолго ли?
Проснулись они вместе. Так случилось. Само собой. В эту ночь его не посещали кошмары.
Во дворе стояла запряженная телега. Иннокентий не посмел войти в дом. Он ждал, читая молитвенник.
Слепцов облачился в рясу и надел парик. Борода своя выросла. Глаша достала из шкатулки крест своего отца и надела ему на шею.
— Он счастливый. Мой отец прожил до восьмидесяти лет в радости и покое. Может, и тебя убережет от злых духов.
За поводья села Глаша. Иннокентий не возражал. Он передал Павлу деньги и перекрестил его.
— Отец Григорий сказал, что тебя, брат Павел, ждут испытания, но ты с ними справишься, если хватит сил не поддаться соблазну войти в сговор с дьяволом.
Общие слова. Сговоры к хорошему не приводили. Об этом его сам дьявол предупреждал — наркобарон Садык. Нет, его хлебом не корми, дай только возможность сунуть нос не в свое дело. Жизнь познает со всех ее сторон, а потом из болота выбирается своими жидкими силенками. Пока везло. Как тому парню, бросившемуся с двадцатого этажа. Пролетает мимо восьмого и думает: «Пока все идет хорошо!»
Они сели на телегу и тронулись в долгий путь.
Стоит ли о нем рассказывать? Все кончилось хорошо.
Долгое прощание на перроне и никаких обещаний. Павел для себя решил: надо вызволить Глашу из пучины страданий. В Москве у него есть деньги. Он сумеет наладить свой быт, встанет на ноги, а потом вспомнит о тех, кто был с ним добр и кто еще помнит о нем.
Поезд тронулся. Глаша провожала его тоскливым взглядом.
Монашеская ряса и впрямь оказалась спасительной. В Самаре по вагонам прошли милиционеры с собаками. Одна из настойчивых псин уткнулась носом в его рюкзак и начала царапать его лапами. Рюкзак стоял в ногах Павла, и он побледнел. Плацкартный вагон забит людьми, в форточку не выкинешься. Он сидел у окна, прижатый со всех сторон пассажирами и мешками. Каждый жил как мог. Налегке в плацкарте не путешествуют.
— Чей это рюкзак? — спросил лейтенант, придерживая пса.
— Мой, — холодно ответил монах, прижимая крест к груди.
Милиционер оттащил пса и рявкнул: «Фу, вперед!» Опять пронесло, лишь холодом по сердцу ударило. Свершилось чудо.
Так оно или нет, судить не нам.
Сутки до Москвы Павел не спал. Легкая дрема. Да и не до сна было. Народ наш грешный стал религиозным. Новая напасть. Теперь перед тем, как убить себе подобного, креститься стали. Кощунствуют, злыдни.
Пришлось принимать исповеди. Сколько историй он услышал в пути. Жизнь интересней книг. Не все бумагомаратели это понимают. По улицам мамонты гуляют, а они все истории описывают о поединках комаров.
Роль священника Слепцов исполнял исправно. Даже советы давал. Люди ему руку целовали, притворщику.
Знал ли преподобный отец Григорий о том, что его ждет в пути? Наверняка знал. «Ряса — не одежда. Сие облачение — испытание», — услышал Павел голос старца. Он вздрогнул и сам перекрестился.
Поезд прибыл в Москву ранним утром.
Из шестого вагона на перрон вышел сгорбленный старик в монашеском одеянии с тяжелым мешком за спиной. Долговязый, худой, он тяжелой походкой направился по платформе к выходу в город.
ГЛАВА IV
1
Объявление на столбе возле поворота на Жаворонки он нашел. Значит, они верили в то, что он доберется до Москвы.
Вот только на стоянку ему приехать не на чем.
Пришлось ждать самому. Признают его или нет, сказать трудно. Расчет шел на собственную наблюдательность. Он побрился, переоделся и соответствовал своему описанию.
В указанное время никто не появился. Слепцов разглядывал каждую машину, паркующуюся на стоянке, но в магазины приезжали семьями с детьми. Ни одной подозрительной рожи. Обычные люди на машинах среднего класса.
Время вышло, и он собрался уходить. На съезде с кольца его догнал внедорожник БМВ и остановился рядом. Сквозь тонированные стекла он не видел сидящих в салоне. Задняя дверца открылась, и из машины вышел казах. Санитара он сразу узнал. Его морду забыть невозможно. «Лучшие годы» жизни незабываемы.
— С благополучным приездом, Ефим Иваныч.
— Тебя-то я не рассчитывал увидеть.
— А меня здесь и не должно быть. После того как джип без бака выловили из Сургута, мы поняли, что вы двинетесь своим ходом. А в лицо вас знаю только я. Пришлось отправиться в командировку.
— Логично.
Слепцов снял со спины рюкзак и поставил его к ногам санитара.
— Тяжелый груз. Будто камень с души свалился.
— Садык в вас не ошибся. Я тоже. Вы надежный человек.
— Я сам об этом не знал.
Санитар протянул ему пухлый конверт.
— Это вам.
— Что в нем?
— Десять тысяч долларов. Оплата услуг.
— Денег я не возьму. У меня своих хватает. Я выполнил условие. Доставил товар по адресу, и взамен мне обещали свободу. Сделка выполнена с некоторыми нарушениями сроков. Никто никому ничего не должен. Прощай, приятель. Мечтаю забыть о нашем знакомстве.
Слепцов отправился дальше к автобусной остановке.
Ехал долго, но по своему любимому городу. Что будет потом, он не загадывал. В первую очередь надо зайти к Насте в детективное бюро, выслушать отчет, который его уже мало трогал, и выплатить гонорар. Стыдно появляться без денег. Втянул людей в свои проблемы, будь любезен, оплати услуги. Это их работа, и за свой счет они не обязаны копаться в чужом грязном белье.
