Пес Коркодил вдруг снова поднял голову, навострил уши. Митрий тоже прислушался – к усадьбе явно кто-то ехал. Хрипели лошади, поскрипывали колеса телеги. И копыта по высохшей дорожке – цок-цок.
Митька дернулся – куда б спрятаться? Обратно на сеновал? Так что оттуда увидишь? И не услышишь ничего. Мулька между тем тоже вскочила на ноги и, схватив отрока за руку, потащила за собой.
– Умм!
Сказать по правде, в Мулькину избенку Митрию сейчас хотелось еще меньше, чем на сеновал – уж из избы-то и вовсе ничего не увидишь. Ну хоть где-нибудь притаиться. Вон хоть за бревнами!
Неожиданно для отрока девчонка тоже приняла решение – резко повернула на бегу, едва не упав. Спрятались оба, затаились.
А между тем во двор через калиточку вошел Федька Блин, осмотрелся и самолично отпер ворота, отодвинув тяжелый засов. Вот те на! Что ж, бабка и воротника на ночь не выставила? Забыла, что ли? А скорее всего, спал воротник, понадеясь на Коркодила, на этакого-то псинища вполне можно было надеяться. Вот и сейчас пес пару раз гавкнул, но, узнав Федьку, помахал хвостом.
– Цыть, псина! – обернувшись, прикрикнул Федор.
В распахнутые ворота на пегом коньке торопливо въехал Акулин Блудливы Очи, за ним проскрипела накрытая рогожкой телега. Последними, закрыв ворота, во двор вошли здоровенные хмурые парни – холопы Свекачихи. У каждого из них за поясом было заткнуто по большому ножу, а у Акулина – ну надо же, Митька это и не сразу заметил – болталась кривая татарская сабля. Тоже еще, Аника-воин! Интересно, что под рогожкой, в телеге? Что такое?! Митька присмотрелся – и не поверил глазам: рогожка-то шевелилась! И даже, казалось, постанывала. Жалобно так, по-детски…
– Тележку – в амбар, – спешившись, по-хозяйски распорядился Блудливы Очи. Ох, и мерзкий же у него был голос – с каким-то придыханием, словно у старой бабы…
В ворота неожиданно раздался стук, словно бы кто-то молотил кулаками:
– Эй, эй, пустите!
– Да кого там черт принес на ночь глядя? – неласково отозвался Федька Блин. – Свои давно все дома.
– То я, Онисим Жила.
– А, ты, паря… Вона, к калитке иди.
Митька навострил уши.
– Ну? – впуская парня, требовательно произнес Федька. – Проследил?
– Угу! – радостно и вместе с тем как-то гадко отозвался Онисим. – Эвон, что отыскал…
Что он там проследил? Чего отыскал?
– Идем в избу, расскажешь, – Федька махнул рукой. – Чего так долго? Поди, на Ивана Купалу, на луга, шастал?
– Что ты, что ты, Феденька, давно здесь, у ворот сижу – пса боюся. Вот, хорошо хоть вас дождался.
Ничего больше не сказав, Федька Блин поднялся на крыльцо. Следом за ним зашагал и Онисим.
На дворе все затихло, даже Коркодил залез в свою будку и смачно, клацнув зубами, зевнул.
– Интересно, что у них там в телеге? – шепотом произнес Митрий.
– Умм, – Мулька отозвалась так же тихо и потянула отрока за руку, мол, идем, посмотрим.
Шустро пробежав мимо бабкиной избы, они вышли на задний двор… и застыли, увидев у дальнего амбара высокого парня. Сторож!
– Видать, что-то ценное привезли, коль своим не доверяют, – буркнул себе под нос Митька. – Ишь, сторожа выставили. Ну, ладно. – Он повернулся к девчонке. – Пора и спать, утро вечера мудренее.
Мулька неожиданно улыбнулась и потянула парня к своей избенке. Митька хотел было сказать насчет бабкиного предупреждения, но почему-то раздумал. В конце концов, как она узнает-то?
В избе Мулька зажгла огарок свечки – сразу стало словно бы теплее, уютнее. Девчонка скинула телогрею, наклонилась, поправляя овечью кошму на широкой лавке. Митька подобрался сзади, обнял, провел рукой по спине. Девчонка выпрямилась, обернулась – и Митрий крепко поцеловал ее в губы. А руки его уже распускали поясок на Мулькиной длинной рубахе.
– Умм!
Девчонка отпрянула и, с улыбкой сняв одежку, распустила косу…
– Уй, – тяжело дыша, прошептал Митька. – Ты… Ты такая красивая! Краше всех… краше…
Бах!
Резким ударом ноги вышибли дверь, и в Мулькину избенку ворвалось сразу несколько человек, средь которых был и Онисим, и плосколицый Федька.
– Ага! Вот они, полюбовнички! – Размахнувшись, Федька ожег плетью голую Митькину спину. Потом ударил еще, рассекая кожу!
Митрий мужественно терпел боль, обнимая девчонку, – только бы не досталось ей, только бы… Эх, стыд-то какой. Все же дозналась бабка!
– Ну, хватит! – обернувшись, громко сказал он. – Это я виноват – сам пришел. Я перед хозяйкою и отвечу.
– Ты?! – неожиданно загоготал Федька Блин. – Да ты тут ни при чем, шпынь! Хотя, впрочем, сойдешь за компанию. Гы-гы-гы…
Онисим тоже смеялся, мерзкая рожа! Еще и спросил, носом шмыгнув:
– Может, мы, пока хозяйку ждем, с девкой поразвлечемся? Эвон, и раздевать не надо!
Вытянув руку, он ущипнул Мульку за бок.
– А?
В ответ Митька коротко и сильно, как учил Прохор, ударил парня в скулу. Тот только хмыкнул и, дернув головенкой, ударился затылком о притолоку. Отброшенный Федькой Митрий отлетел в противоположную сторону.
– Молодец, – скривясь, похвалил его Блин. – Хорошо лопоухого уделал.
– Да я его… я его… – размазывая по лицу сопли, хорохорился Жила. – Ты, Феденька, мне его дай пытать…
– Вот его-то как раз пытать не за что… Эй! – Федька повернулся к отроку. – Порты надень, не позорь хозяйку.
Быстро натянув штаны, Митька оглянулся на Мульку – та так и стояла, нагая, бледная, а в серых блестящих глазах ее словно бы горело пламя. Митька не вовремя, но подумал вдруг, что Мулька очень походила в этот миг на какую-то святую великомученицу.
– Ну, спымали? – войдя в избенку, проскрипела Свекачиха и, увидев Митьку, мерзко заулыбалась. – Ой, родненький! И ты здесь. Ну и славно, вот и поразвлечемся… Ну? – Опустившись на лавку, она требовательно взглянула на Федьку. – Чего хотел сообщить?
– Онисим, говори! – кивнул Блин.
Онисим откашлялся, утер рукавом сопли:
– С утра еще Феденька меня услал за Мулькой следом…
– Эта Мулька у меня сранья на посад отпрашивалась, мол, родичи дальние на праздник приедут. А я-то и смекнул – откуда у нее родичи, коль полная сирота она? А? Вот и подумалось – а ведь не зря отпрашивается, да настойчиво этак. Может, думаю, просто поразвлечься хочет? Или что другое замыслила? Вот на всякий случай и послал следом Онисима. Онисим, говори – что видал?
– Скажу…
Митрий украдкой перевел взгляд на Мульку: та застыла, словно статуя, про которые писано в греческих книгах.
– Никуда на посад Мулька не пошла, – объяснял Онисим. – По тропке, вдоль реки, к обители побежала. Там, в стене, меж бревнищами, щелка есть, мохом заткнутая… Обернулась дщерь – язм в лопухи спрятался, – потянулась. Оп – и уже обратно пошла, в реке купатися. А я не будь дурак, походил вдоль стены-то, потрогал мох… И отыскал кое-что.
