Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
– А по Алекперову, значит, ничего нет? – зло спросил я.
– Ну почему же нет? Работаем.
И вот после этой фразы я понял, что на истории с Алекперовым вовсе не поставлен крест. По крайней мере, Мартыновым. Он не отказался от своей версии, просто есть что-то, что помешало ему дожать своего подопечного. И Алекперов, который каждое утро как ни в чем не бывало приезжает на работу, не может чувствовать себя совершенно спокойным, хотя внешне он как раз – само спокойствие и респектабельность.
– Так вот – о деньгах, – сказал я Светлане. – И об Алекперове. Мы ему объясним, что это будет за программа – последняя, прощальная. И мы ее снимем такой, какой задумали, не заглядывая в смету. Если алекперовский канал не даст нам денег, мы обратимся за помощью к какому-нибудь другому. И в результате будет большой скандал. Представляешь, если последний выпуск нашей программы пройдет по другому каналу? А тут еще темная история с алекперовской возней вокруг прав на программу. Это будет катастрофой для него.
– Думаешь, мы сможем донести до него эту мысль?
– Ее и доносить не надо, – усмехнулся я. – Он и сам человек не глупый, все поймет без лишних пояснений. Ну хочешь, я с ним поговорю.
Я рвался упасть на амбразуру. Только так можно было расценивать мою готовность встретиться с Алекперовым лицом к лицу после нашей с ним встречи в мартыновском кабинете. Там Алекперов был растерян, подавлен и смят и имел крайне непрезентабельный вид. После того как подчиненный видит шефа в таком состоянии, на карьере нижестоящего можно ставить беспощадный жирный крест. Стремящиеся казаться сильными умеют мстить окружающим за собственную слабость. Но я был готов. Последний выпуск программы – вот и все, чего я желал в своей московской эпопее. Всего-навсего подходит к концу командировка. И никакой трагедии для меня в испортившихся отношениях с Алекперовым нет.
– Ну, допустим, – сказала Светлана. – Но как ты его думаешь усыплять? – Она придвинула к себе сценарий. – Сильнодействующим снотворным?
С сомнением покачала головой.
– Гипноз! – сказал я. – Только гипноз! Чтобы переход от сна к действительности происходил в несколько мгновений, иначе мы проиграем в динамике.
Светлана посмотрела на меня, пытаясь оценить жизнеспособность моего плана. По ее глазам я видел, что она понемногу созревает.
– Только так! – сказал я. – С выдумкой и масштабно! Мы не можем опозориться, не имеем права.
Опозориться не перед «телезрителями, а перед Самсоновым – я это имел в виду. Светлана, кажется, поняла и согласно кивнула.
На следующий день я встретился с Алекперовым. Он принял меня по звонку, не откладывая встречу на неопределенное «на днях». Если честно, меня это несколько озадачило, потому что я имел основания считать, что у него нет ни малейшего желания встречаться со мной. Он все же встретился и был так же невозмутим и ровен, как всегда прежде. Как будто не было того допроса и моего внезапного появления в самый неподходящий для Алекперова момент. Его невозмутимость, скорее всего, была лишь маской, за которой он скрывал свои истинные чувства.
Он выслушал меня внимательно, ни разу не перебив ни единым словом, ни даже жестом. И только когда я закончил говорить, он задал один-единственный вопрос:
– Ваше решение сделать последнюю программу и на этом завершить свое участие в проекте – окончательное?
– Да, – ответил я.
– Я готов оплатить последний выпуск. Подготовьте, пожалуйста, проект договора, я его подпишу.
Я так и не понял, что это было. То ли осознание того, что действительно будет большой скандал, если мы уйдем на другой канал, или же в глубине души он обрадовался, что мы твердо решили свернуть самсоновский проект и теперь никто и ничто не помешает Горяеву развернуться как следует.
После того как вопрос с финансированием решился, Светлана, казалось, ожила. В ее жизни вновь появился смысл. Она взяла на себя работу с «Мосфильмом», где уже через пару дней в двух павильонах одновременно стали возводить интерьеры по эскизам, за одну ночь подготовленным художником – старым самсоновским приятелем. Удалось разыскать Демина. Когда я его увидел, он был смертельно пьян, и понадобилось немало времени, чтобы втолковать ему, насколько он нам нужен. На следующий день он заявился на работу с опухшим от недельного запоя лицом, но совершенно трезвый.
– Я готов, – сказал он. – Что от меня требуется?
Кожемякин среди своих коллег-операторов подыскивал подходящие кандидатуры для участия в съемках сюжета. Во-первых, кем-то надо было заменить отсутствующего Загорского. Во-вторых, на этот раз двоих операторов, как это было прежде, нам не хватало, и требовались дополнительные силы.
Я еще раз встретился с тетей Верой, и мы с ней подписали договор, по которому она обязалась оказывать нам необходимое содействие в подготовке к съемкам сюжета. Между прочим, тетя Вера сообщила, что ее супруг все последнее время пребывает в крайне задумчивом состоянии и на все попытки вернуть его к заботам семьи отвечает непонятными и многозначительными фразами. Я пообещал ей, что это скоро пройдет – сразу, как только мы завершим съемки.
А день съемок приближался со стремительностью курьерского поезда. Интерьеры на киностудии были выстроены, теперь предстояло решить чисто технические вопросы: освещение, размещение видеокамер, звук. Это требовало присутствия всей группы, и мы решили собраться в павильоне, чтобы закончить подготовку. Демин пообещал приехать прямо на киностудию. Светлана должна была заехать за мной, и после этого нам предстояло по пути захватить Кожемякина.
Мы доехали до «высотки» на площади Восстания. Кожемякина не было.
– В своем репертуаре, – определила Светлана. – Только бы не пьяный заявился.
– Ты несправедлива к нему. В последнее время он ведет себя прилично. Мне кажется, что на него очень повлияли последние события.
«Последние события» – это смерть Самсонова. Светлана поняла и поджала губы.
В открытое окно машины бесцеремонно вторгался жаркий ветер. Он приносил звон и пыль.
– Куплю чего-нибудь попить, – сказал я.
Светлана согласно кивнула. Я вышел из машины и, перейдя через дорогу, пристроился в хвост очереди изнывающих от жажды. Я видел наш фургон и вышедшую из него Светлану. Железный короб машины раскалился под солнцем, превратившись в духовку. Светлана прошлась и прислонилась к стене дома, отбрасывающую куцую предполуденную тень. Неподалеку от нее остановилась иномарка, и из машины вышел Кожемякин. Мне показалось, что он чем-то сильно раздражен. Взмахнул руками и что-то крикнул человеку, сидящему за рулем иномарки. Тот резко газанул и умчался, обдав Кожемякина сизым дымом. Только тут до меня дошло, что я уже где-то видел человека из иномарки. Но где – вспомнить не мог.
– Я вас слушаю.
Только тут я очнулся. Моя очередь подошла. Я взял баночного пива и кока-колу. Кожемякина на прежнем месте уже не было, а Светлана перебегала улицу, идя мне навстречу, и у нее было очень нехорошее лицо. Я состроил уморительную, как, мне представлялось, гримасу, передразнивая ее, потому что поначалу не понял, насколько все серьезно. Когда Светлана до меня добежала и не сразу смогла что-либо сказать, по ее глазам я понял, что произошло нечто чрезвычайное.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
