— Да. Как и прежде, По склоняется к случайной смерти во время аборта на постоялом дворе мадам Делюк, отказываясь от хладнокровного убийства отвергнутым любовником. Изменения автор внес для того, чтобы создалось впечатление, будто с самого начала он пошел по правильному пути.
— В чем именно заключаются изменения?
— Сначала изъятия. Как я уже упоминала, их три. Первые два относятся к описанию чащи, фигурировавшей раньше в качестве предполагаемого места преступления. Третье касается убийцы-одиночки, который якобы явился в жандармерию с признанием. Этими тремя поправками автор снимает с себя подозрения в том, что первоначально считал, будто это грязное преступление совершил любовник, напав на невинную Мари в чаще парижского леса.
— Можем ли мы предположить, что писатель пытался отвести подозрения от себя?
Ольга пожала плечами:
— Как хочешь, папа. Я бы сказала, что нет, но ты волен думать как хочешь.
Хейс решил не обращать внимания на обиду в словах дочери.
— А вставки? — спросил он.
— Были сделаны с целью внушить читателю мысль, что Мэри умерла во время аборта. Я насчитала двенадцать фрагментов, в совокупности около ста пятидесяти слов. Кроме того, добавлено двадцать четыре сноски. Большинство из них соотносят авторский текст с действительностью, указывают на реальных участников произошедшего, называют географические места. Например, объясняется, что мадам Делюк — это Фредерика Лосс, что под Сеной имеется в виду Гудзон, что Сент-Эсташ — это Пейн, мсье Бове — Кроммелин и так далее. Позволь, я прочту тебе, папа.
Ольга, углубляясь в свои записи, находила нужное место в тексте.
— «Теперь подведем итоги нашего долгого анализа. Он показал нам, что…» — Вот отличный пример продуманной правки, внесенной мистером По — «…либо в трактире мадам Делюк произошел несчастный случай, либо…» — И далее идет кусок из оригинального текста, напечатанного в «Сноудэнс»: «В чаще у заставы Дюруль было совершено убийство, причем совершил его любовник покойной девушки или по крайней мере близкий и тайный знакомый».
— Ясно. Если читатель поверит написанному, то мистера Эдгара не поймать ни как писателя, ни как возможного преступника.
— Позволь, я также прочту тебе первую сноску, поскольку она действительно интересна. Насколько можно судить, все эти изменения предназначены лишь для того, чтобы скрыть незнание автором истинной природы преступления. Это совершенно в его характере, и думаю, что никаких более подлых мотивов у мистера По не было. Вот как начинается эта сноска: «Рассказ „Тайна Мари Роже“ впервые был опубликован без примечаний, поскольку тогда они казались излишними. Однако со времени трагедии, которая легла в основу этой истории, прошли годы, а потому появилась нужда даже в небольшом вступлении, дабы объяснить суть дела. В окрестностях Нью-Йорка убили молодую девушку Мэри Сесилию Роджерс, и хотя это убийство вызвало большое волнение, тайну еще не раскрыли в тот момент, когда был написан и опубликован настоящий рассказ».
— Он прав, как ни горько это признавать. Автор упоминает какую-либо дату, Ольга?
— Да. 22 ноября 1842 года.
— То есть через четыре дня после казни Кольта.
— Да.
— Продолжай. Прости, что перебил тебя. У меня создалось впечатление, что это редактор настаивал на внесении изменений.
— Сомневаюсь, — сказала дочь констебля. — Редактор мог что-либо предложить, но в конечном счете все решает автор, папа. На обложке стоит имя мистера По, а не его редактора. Я процитирую дальше: «Автор, якобы описывая судьбу французской гризетки, на самом деле точно и со всеми подробностями воспроизвел историю убийства Мэри Роджерс, ограничиваясь параллелизмами в менее существенных деталях. Все рассуждения, касающиеся вымышленной истории, применимы и к реальности, ибо целью писателя были поиски истины».
Хейс помрачнел.
— Еще есть?
— Да, есть. Это весьма интересно. По как будто считает необходимым оправдываться. Вот что он пишет: «Автор не был свидетелем зверского убийства и, расследуя его, мог пользоваться только газетными публикациями. Поэтому от него ускользнуло многое, что он мог бы увидеть, если бы лично побывал на месте происшествия. Однако признания двух лиц — одно из них выведено в рассказе под именем мадам Делюк, — сделанные независимо друг от друга после опубликования рассказа, полностью подтвердили не только общий вывод, но и все основные предположения писателя».
— Он как будто оправдывается или же старается мысленно похлопать себя по спине. Мне замысел повести начинает видеться так: изначально По хотел предстать обладателем какого-то особого знания, но теперь, когда Старина Хейс дышит ему в затылок, этот трус хочет убедить нас, что все данные взяты из прессы.
— Просто защищается. Твоя репутация известна, пана.
— Быть может, — ответил констебль.
— Эдгар изобразил тебя в своей последней повести.
— Что? — Сыщик изумленно уставился на дочь. — Как это? Что ты имеешь в виду?
— Он взял кое-какие весьма узнаваемые черты твоего образа и придал их вымышленному шевалье Дюпену.
— Черты моего образа? Например? — прорычал детектив.
— Ну, скажем, в «Похищенном письме» мсье Дюпен курит трубку. Этого не было ни в «Убийстве на улице Морг», ни в «Тайне Мари Роже». Есть еще одна слишком явная особенность — дай-ка я прочту тебе из текста. Эти слова произносит сам Дюпен: «Если мне необходимо выяснить, разумен подозреваемый или нет, добр или зол и что за мысли таятся за его выражением лица, я просто примеряю это выражение на себя — настолько точно, насколько возможно. А потом анализирую мысли и чувства, возникающие в моем сознании или сердце: ведь они будут частично или полностью совпадать с теми, угадать которые я намереваюсь».
Девушка подняла глаза от печатных страниц и улыбнулась отцу, на лице которого изобразились одновременно досада и смущение.
Констебль отвел взгляд. Ночной дождь, казалось, пытался вышибить оконные стекла.
— Мистер По пишет выразительно. Он умеет слушать.
— И все же считает себя выше других. Если читатели узнают, что писатель не всеведущ, это станет для него огромной личной катастрофой. Я восхищаюсь талантом этого наблюдателя, ясным, рассудительным подходом. Он настоящий мастер. В своих трех логических детективах: «Убийство на улице Морг», «Тайна Мари Роже» и «Похищенное письмо» — автор использует ловкий прием. Выдумывает внешне очень простого героя, рассказчика, рядового обывателя, и на контрасте с ним рисует своего хитроумного детектива, шевалье Дюпена. В каждом из трех произведений критик сталкивает возникшее изначально несправедливое подозрение и талант детектива к логическому мышлению, ставя себя на место другого, прячась за очевидным, придумывая увлекательную головоломку, разрешить которую мы, по-видимому, не можем. Папа, это удивительно умный человек. Мне кажется, мистер По не может смириться с мыслью о том, что никак не причастен к смерти Мэри Роджерс, и самомнение заставляет его испытывать чувство вины, впадать в паранойю. Все это часть его величия.
