— Не лучше всех, — откликнулась она.
— Послушайте, я пробыл тут, в Юте, уже — сколько? — пять дней и, во всяком случае, выяснил для себя хотя бы одно: не существует таких вещей, как надежные улики, мистер Хебер. Или такого понятия, как полная правда, или как там еще вы это захотите назвать.
Хебер и Морин смотрели на меня, страшно напрягаясь, чтобы не выпучить глаза от удивления или чего там еще. Ну и хватит про мою маленькую речь.
— Вчера я ходил туда повидать твою маму, — сказал мистер Хебер.
— И?..
— И она кое-чего мне не говорит, а на самом деле должна бы.
— Чего — кое-чего?
— Ее рассказ про то, что она делала в тот вечер, по-прежнему не очень ясный. Так дело не пойдет. У меня все время остается ощущение, что она чего-то не договаривает, не хочет, чтобы я знал.
— Может, она Морин скажет?
— Нет. Думаю, она скажет тебе. Вернись и поговори с ней, Джордан. Узнай все, что сможешь.
— Я думала, ты уедешь из Юты, — сказала мама.
Она держала трубку, зажав ее между подбородком и плечом.
— Я решил остаться. — И потом: — Я тебе верю.
Она подняла голову, стекло перегородки увеличивало ее глаза.
— Я знаю, есть все эти улики против тебя, — продолжал я, — но я тебе верю.
Сегодня в тюрьме все было так же, как всегда: офицер Кейн, запах аммиака, перекрывающий запах мочи, рядок женщин, рыдающих в желтые телефонные трубки, говорящих на детском языке с малышами, которые растут без них. Я раньше говорил Роланду, что жизнь в Месадейле подобна тюрьме. Но это не так. Жизнь в тюрьме подобна тюрьме.
Я поднес фотографию к стеклу:
— Ты помнишь, как вы снимались?
— Конечно. Это же было на прошлой неделе. Это была наша годовщина.
— Ваша годовщина?
— Ну да. Я хотела сняться с твоим отцом. Принарядилась и попросила его галстук надеть, и мы пошли к нему вниз и сделали этот снимок.
— А кто вас снимал?
— А никто. Мы воспользовались этой автоматической штукой.
Я рассказал ей, как получил эту фотографию. Мама расстроилась, услышав, что ее муж рассылал снимок незнакомым женщинам, однако поняла, как это может ей помочь.
— Только нам надо знать больше, — сказал я. — Мне надо узнать, почему Рита сказала, что видела тебя, когда ты поднималась из подвала.
— Потому что она меня видела. Твой отец пригласил меня повидаться с ним, мы с ним некоторое время поразговаривали, и я как раз шла наверх, когда прошла мимо Сестры Риты.
— О чем вы с отцом разговаривали?
— Это был просто разговор мужа с женой.
— Мам, чем больше я буду знать, тем лучше я смогу тебе помочь.
— Давай просто скажем: это был разговор о тех временах, когда он проводил время со мной. А потом не проводил.
Некоторые факты не так хороши, как другие. Этот как раз был из таких. Потенциальный мотив — ревнивая жена.
— Между вами произошла ссора?
— Я не сказала бы, что ссора. Мы с твоим отцом никогда не ссорились. Но мы обсудили этот вопрос, и я сказала ему, что я чувствую.
— А именно?
— Он ведь мой муж, и я надеялась видеться с ним время от времени. Вот и все. Вот тогда я и поднималась по лестнице. А потом… — Она наклонила голову и смотрела вниз — ни на что, в общем-то, просто вниз. — А потом я больше его не видела, так и не увидела больше. Это — самое тяжелое. Я всегда думала, что остаток жизни проведу как его жена. — Она помолчала, стараясь взять себя в руки. — А знаешь, что офицер Кейн мне сказала, когда ты ушел в прошлый раз? Она сказала — ты вернешься. Сказала — она увидела это в твоих глазах.
В нескольких шагах от мамы офицер Кейн стояла, глядя в никуда. Она явно не предполагала оказаться замешанной в наши дела.
А правда, интересно, чего можно ожидать от незнакомого человека? Немножко мудрости, немножко милосердия, немножко любви. Об этом я думал, когда ехал из тюрьмы. И еще вот о чем: если я не достану доказательств получше, двенадцать незнакомых мужчин на скамье присяжных будут решать судьбу моей матери. Безумие — думать, что могло дойти до такого, только я предполагаю, что такое случается сплошь да рядом.
Женщины и дети идут первыми
Я позвонил Морин:
— Хочу попросить о большом одолжении.
— Валяй.
— Нет, правда, очень большом. Мне надо, чтобы вы отвезли нас с Джонни в Месадейл. Прямо сейчас. Я бы вас не просил, если бы вы не…
Это все, что я успел сказать ей. Она согласилась встретиться со мной у «Облепешенной женщины» через полчаса.
Когда я явился в кафе, девушка-готка и Джонни были погружены в видеоигру «Миз Пэк-Мэн», а Электра спала на кушетке.
— Ну как прошло? — спросил Джонни.
— Мне надо добыть кое-какую инфу из дому.
— Вроде чего?
— Я не уверен, какую именно.
— Как ты собираешься туда попасть?
— Я над этим работаю.
— Звучит здорово — ох и впечатляющий план там у тебя варится! — Джонни зашел за прилавок достать мне кексик. Можно было подумать — он тут хозяин. — Вот, возьми. Может, он поможет тебе думать.
Тут как раз меня и осенило.
Когда подъехала Морин, Джонни произнес:
— А ей что тут понадобилось?
— Ладно тебе. Она — часть моего плана.
Пока мы ехали в Месадейл, я все время обдумывал разные штуки. Джонни все время спрашивал: мол, ты уверен, что знаешь, что делаешь? А я все время отвечал «ага». Он сидел впереди, а мы с Электрой сзади. Какие-то вещи из чистки там висели, и каждый раз, как Джонни открывал окно, полиэтиленовый чехол попадал мне прямо в лицо. Электра думала, что плюшевые пингвины Морин — игрушки для собаки, и все время опрокидывала их носом. Я все время говорил ей, что не надо этого делать, а она начинала все сначала, как у нас с ней чаще всего и бывает.
Когда мы подъезжали к расстрелянному знаку поворота, Джонни предупредил:
— Готовьтесь к переходу в другую вселенную.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала, когда мы туда попадем? — спросила Морин.
— Я пока еще думаю.
— Тебе бы лучше поторопиться, — посоветовал Джонни.
— Это одежки твоего мужа?
— Нет, мистера Хебера. Он любит, чтобы я получала его вещи из чистки. Я знаю: это не входит в мои обязанности, но некоторые проблемы не стоят того, чтобы из-за них копья ломать.
В полиэтиленовом чехле были серые брюки и две строгие белые сорочки.