с 12-й по 19-ю рассказывают об отказе от язычества ~ и принятии христианства в Римской империи. Глава 20-я повествует о преследовании христиан Анти-Христом, которым является император Нерон. Если написать «цезарь Нерон» еврейскими буквами, то выглядеть это будет, как число 666.
— Быть не может! — воскликнул я.
— Но это так, — подтвердил доктор Монардес. — Конечно, ведь его мать была еврейкой.
— Нерон, чтоб ты знал, сынок, — обратился ко мне святой отец, — правил с 54-го до 68-го года. То есть, два раза по семь. Так говорится и в Апокалипсисе. А последние две главы посвящены триумфу Католической церкви, Новому Иерусалиму.
— Вы должны написать об этом, падре, — сказал я.
— Так я и сделаю, — ответил он. — Я озаглавлю свой трактат «Исследование скрытого смысла Апокалипсиса».
— Мне очень нравится ваш родственник Балтасар, падре, — сказал я. — Особенно его стихотворение «Три предмета».
Лишь три предмета
Мне желанны
И мною властвуют сполна:
Подружка Анна, ветчина
И с тертым сыром баклажаны.[9]
Доктор весело рассмеялся, но лицо святого отца приобрело озабоченное и грустное выражение.
— Валтасар — неудачник, — сказал он.
— Почему же неудачник, сеньор? — возразил я. — Солдат, моряк. Весь мир объехал. К тому же, хороший поэт. Талантливый.
Священник покачал головой, но ничего не сказал.
Доктор вдруг сильно закашлялся.
— Что с вами, сеньор, — встревоженно спросил святой отец. — Уж не заразились ли вы от меня?
— Нет, — ответил доктор, прокашлявшись. — Думаю, это от табака. Время от времени у меня от него першит в горле. Но, разумеется, это не сравнимо с его пользой. И случается только, если глотать дым. Но это не относится к случаям его внешнего приложения, подобных вашему. Вы не должны опасаться.
— А я ничего не боюсь, сеньор, — ответил отец Алькасар. — И полностью вам доверяю.
— Благодарю вас, — ответил доктор. — Так и должно быть. Завтра я снова зайду к вам, чтобы проверить, как идут дела.
Распрощавшись со святым отцом, мы вышли на улицу.
— Значит так, да? — сказал доктор, когда мы вышли на улицу Сьерпес. — Три предмета мне желанны… Подружка Анна…
…ветчина и с тертым сыром баклажаны… — подхватил я, и мы оба рассмеялись.
— Странно, что я с ним не знаком, — сказал доктор. — Он где сейчас живет?
— Да здесь он, — сказал я. — Вернулся и живет в Ла Макарене.
— Смотри-ка, — удивился доктор.
На следующий день святой отец чувствовал себя гораздо лучше, а спустя неделю лихорадка полностью прошла.
16. ДЛЯ ИЗБАВЛЕНИЯ ОТ ЛЮБЫХ КОЛЕБАНИЙ, ВСЯЧЕСКИХ СОМНЕНИЙ И ПРОЧЕЕ
Мне запомнились эти стихи Балтасара дель Алькасара не потому, что они были совершенны. Если честно, то они вообще ничего из себя не представляли, но были связаны с моим личным опытом. Моему сердцу тоже дорога одна девушка, да и копченую грудинку я люблю. И мне часто приходилось выбирать между ними. Однажды вечером, после долгого дня работы с доктором Монардесом, мне вдруг ужасно захотелось увидеть красивую девушку Анну, но вместе с тем, я был очень голоден и испытывал желание отправиться в таверну «Три жеребца», чтобы полакомиться копченой грудинкой. К сожалению, это нельзя было совместить. Или одно, или другое. Так обстоят дела в Севилье с красивыми девушками, по крайней мере, с добропорядочными девушками, пока, как говорится, человек холост. А вот когда он женится, то красивая девушка превращается в жену… Так или иначе, с Анной я никак не мог заявиться в таверну.
Меня грызли сомнения. Я остановился и долго стоял на одном месте, потому что не мог решить, куда мне направиться — красавица Анна и «Три жеребца» находились в разных местах. Поэтому я закурил сигариллу, раздумывая, как лучше всего поступить. Мне ужасно хотелось и того, и другого. Я бы даже сказал, что в тот момент я походил на Буриданова осла, что умер от голода, пока колебался, какую копну сена выбрать, Итак, с одной стороны — Анна, а с другой — копченая грудинка. Эта дилемма, по сути, абсолютно естественна, сама природа сделала так, что у человека, особенно молодого, оба влечения выражены достаточно сильно. Не отдавая себе отчета, я вновь прибегнул к табаку как к средству для коррекции природы (это я понял позднее). Каждый знает, что такое копченая грудинка. Но далеко не каждый может представить себе Анну. Это красивая девушка — молодая, здоровая, высокая. Доктор, однажды увидев ее, сказал: «Она даст здоровое потомство». Иными словами, он ее весьма одобрил.
Выкурив сигариллу, я принял твердое решение отправиться к Анне. Я даже успел удивиться, как такой вопрос вообще мог возникнуть? И, разумеется, я поступил правильно. Человеческих самок надо уважать! Доктор Монардес прав: они — высшее творение природы. Во всяком случае, нечто несравнимо большее, чем то животное, из чьего мяса произведена копченая грудинка. Об этом даже неприлично говорить. Хотя, с другой стороны, это просто констатация факта. И как такой факт вообще мог угнездиться у меня в голове?! Не знаю, просто угнездился — и всё. Думаю, это связано с моими многолетними занятиями медициной и наукой биологией. Насколько мне известно, в последнее время это называют «профессиональной деформацией». Понятие хорошее, я бы сказал даже, полезное и наверняка его выдумал какой-то французский философ, а я его с готовностью принял. Не хочу отклоняться от темы, но должен заметить, что если бы это понятие было выдумано каким-то немецким философом, то его название состояло бы по крайней мере из двух-трех словосочетаний, а потому никто не смог бы понять, какое слово к какому понятию относится, и это бы стало предметом бесконечных споров и недоразумений.
Могу привести еще один пример, связанный, хотя и опосредованно, с красавицей Анной. Я уже упоминал, что доктор Монардес живет на улице Сьерпес, название которой на испанском означает ни много, ни мало — Змеиная. Только в этой ненормальной стране могли дать такое название главной улице города. И выстроить дворец дюка Медины Сидонии напротив королевской тюрьмы…
Но вернемся к Анне. Она живет на улице Ферия, неподалеку от монастыря Святого Духа. Я много раз думал, выходя от доктора, как мне поступить: отправиться по улице Имаген и свернуть к площади Воплощения, или, пройдя по Амор де Дьос, повернуть на Моргадо. Трудно сказать, какой путь короче. Однажды я остановился на углу Имаген и Амор де Дьос и закурил сигариллу, пытаясь разрешить этот вопрос раз и навсегда. Я очень сосредоточенно думал около десяти минут, вышагивая по тротуару взад-вперед, вспоминая чуть ли не каждый дом, каждый перекресток, мимо
