опять переспросил Макс. — Конфеты? Постой, постой, Марьяша, объясни все по порядку. Что там у вас происходит?
Я объяснила, как смогла, по порядку, то есть рассказала всю эпопею, которую мы выстрадали из-за его конфет и что нам до сих пор приходится страдать, роясь в помойном ведре и выуживая оттуда бриллианты и изумруды. Макс в ответ только охал и стонал.
— Ну Сизов, — ругался он, — ну гад! Найду — убью! А я-то, дурак, послал его к вам на помощь, а он, оказывается, за спиной фирмы неучтенной продукцией торгует. То-то он в Мюнхене сам не свой вдруг сделался. Наверно, обнаружил пропажу коробки. А я понять не мог, почему он все время куда-то исчезает и кому-то звонит...
Я слушала, как ругается на другом конце провода Макс, и для меня его ругань была все одно что музыка.
«Значит, Макс здесь совершенно ни при чем, — радовалась я. — Какое счастье!»
От радости я готова была прыгать и скакать.
— Так что мне тогда делать с этими камнями? — спросила я. — Сдать их в милицию? Раз они не твои, а дяди Жорины, а он вор и мошенник...
Но Макс сказал, что в милицию сдавать ничего не надо. В милицию сходить мы всегда успеем. Сначала нужно встретиться и все обсудить. И вообще до его приезда велел ничего не предпринимать. Ну не предпринимать, так не предпринимать.
Я не возражала. Вот встретимся в его офисе, тогда все и решим.
Но Макс настаивал на том, чтобы самому приехать к нам на дачу. Негоже, дескать, двум девушкам (это он про нас с Лялькой) разъезжать по проселочным дорогам с бриллиантами на сумму в полмиллиона долларов.
Я сначала согласилась, а потом сказала, что о времени и месте встречи мы договоримся завтра.
Потом мы поговорили еще немного о всякой ерунде, вернее, Макс говорил, что очень по мне соскучился, а я молчала и довольно сопела в трубку.
Родственники стояли рядом и подслушивали, а я не очень-то люблю прилюдно обнаруживать свои чувства.
Однако когда я положила трубку, червь сомнения вдруг снова заворочался в моей душе.
«А откуда, интересно, он знает, что бриллиантов в этом помойном ведре ровно на полмиллиона долларов? Я ведь, кажется, ничего не говорила ни про количество, ни тем более про качество камней».
Я озадаченно посмотрела на кучку отмытых в миске с водой камешков, на аккуратно разложенные по всему полу объедки из помойного ведра, свернула из четвертушки газетного листа кулек, ссыпала туда все бриллианты-изумруды и объявила о закрытии сезона золотой лихорадки.
— Время собирать камни закончилось, — торжественно произнесла я, — а разбрасывать их нам уже не придется.
Отец с тетей Викой облегченно вздохнули и, с трудом разогнувшись, отползли от своих кучек и упали на Диван. Фира же с Лялькой не только не бросили своего занятия, а напротив, с подозрительной резвостью принялись лихорадочно сгребать разложенный по полу мусор в пакеты. При этом каждый старался ухватить себе по возможности большую часть. Не прошло и трех минут, как весь мусор был собран и вынесен в неизвестном направлении.
— Ох, какие молодцы, — похвалила их тетя Вика, когда пол был вылизан до зеркального блеска. — А я уже так устала, что ни ногой, ни рукой не могу пошевелить. Давайте уже спать ложиться, а то сил никаких нет.
Держась за поясницу и вздыхая, тетушка прошаркала в свою спальню. Отец пошел на второй этаж. Фира тоже растворился где-то в коридоре. Его «Спокойной ночи!» донеслось до нас уже издалека.
Мы же с Лялькой пока не спали. Вернее, я лежала в постели и блаженствовала на своих пуховиках, а Лялька сидела рядом и шипела:
— Не вздумай разрешить ему сюда приезжать. Он ведь ни разу не был на этой даче, так?
— Ну?
— Баранки гну. Нечего ему здесь пока делать. Вот ты ему назовешь адрес и не успеешь оглянуться, как здесь окажется дядя Жора со своими головорезами. Вспомни, как было. Только он узнал, что мы уже в Больших холмах, и тут же у нас сперли очередную коробку. Только ты ему или, точнее, его секретарше сообщила, на каком километре мы находимся, и тут же совершенно посторонний, ни в чем не повинный «Фольксваген» оказывается в кювете, а его обитатели — на том свете. Так все время было!
— Ну не все время, — возразила я. — Я, например, не говорила ему, где живет тетя Вика. А мужика в подъезде тем не менее убили. — Я выразительно посмотрела на Ляльку. — Ну что скажешь?
Лялька на секунду задумалась, а потом сказала:
— Ну, узнать тетушкин адрес было несложно. Ты же сама назвала его этой... как ее... Адамовне. И если дядя Жора знал, что ты будешь с ней встречаться, то он или, скорее, кто-нибудь из его подручных, Кит, например, мог следить за всеми сотрудниками ее фирмы и проследить за каждым, кто выходил из офиса. Таким образом он элементарно смог узнать адрес тети Вики.
— Ну не знаю, — ответила я на Лялькины соображения. — По-моему это слишком сложно и вообще притянуто за уши.
— За уши — не за уши, но сюда его лучше пока не пускать. Сами привезем ему его вонючие бриллианты.
Лялька отчего-то была сильно раздражена, а я рассмеялась.
Действительно после многодневного пребывания в помойном ведре эти бриллианты с чистой совестью можно было назвать вонючими.
Лялька на мой идиотский смех только осуждающе покачала головой и, пожелав мне спокойной ночи, легла на раскладушку, но не вырубилась по своему обыкновению, а долго еще ворочалась и вздыхала. Я же после всех ужасов нашего путешествия, оказавшись у себя дома или, точнее, на своей даче, что, впрочем, сути дела не меняет, впервые за последние дни полностью расслабилась и оттого почти мгновенно заснула. Я обожаю жить на даче и нигде так сладко не сплю, как здесь.
Однако в эту ночь мой сон был омрачен пренеприятнейшими сновидениями. То кто-то меня душил, то кто-то гнался за мной, а у меня, как это обычно бывает в кошмарных снах, ноги становились ватными и я не могла сдвинуться с места, как ни старалась. Несколько раз я просыпалась среди ночи, ворочалась с боку на бок, неоднократно переворачивала подушку и в конце концов встала утром совершенно разбитая и в отвратительном расположении духа.
Первая мысль, которая посетила меня при пробуждении, — это было
