Фигура становилась все крупнее. К дамбе приближался человек.
* * *
Посредине дамбы, как будто провиснув между небом и водой, мандарины смотрели в глаза друг другу. Министр бесстрашно, хотя и побледнев, вглядывался в напряженное лицо друга. Мандарин Тан сжал челюсти и поднял кулаки. Несколько мгновений, казавшихся им бесконечными, они смотрели друг на друга, один — флегматично, другой — яростно. Дождь падал тонкими струями, ветер овевал их своими крыльями, отделяя от остального мира. Слышали ли они вообще, погруженные в себя, завывания ветра и шум воды? Наконец мандарин Тан заговорил:
— Зачем?
Второй поднял с рассеянным видом веки, но не сказал ни слова.
— Зачем ты их убивал?
Глаза министра вдруг зажглись.
— Оглянись на то, что происходит вокруг, Тан, и спроси себя, почему мне нужно было убивать их именно так, как я это делал. Стихия разбушевалась, наводнение неизбежно. Вселенная погружается в хаос, нет никакой возможности установить космическую гармонию между природой и человеком.
— Неужели ты думаешь, что ритуальные убийства, совершенные по правилам классификации, приведут мир к спокойствию! — в отчаянии воскликнул мандарин Тан.
— Я не только верю в это, я думаю, другого выхода нет! Что делают верующие, когда просят богов о помощи? Они приносят жертвы — животных или людей. И я тоже принес жертвы, и только.
Мандарин Тан встряхнул головой.
— Очень умно объяснить все жертвоприношением! Ты убивал мужчин и женщин…
— Висельников! Смутьяна-крестьянина, нарушителя спокойствия, двух развратных женщин. Их в любом случае покарал бы закон!
— И ты решил взять на себя роль жреца, устанавливающего порядок во Вселенной, проливая кровь по канонам классификации. Таково твое представление о власти?
Министр безрадостно засмеялся:
— Ты произнес слово, которое и определило весь мой замысел: власть. Ты знаешь, Тан, как унизительно быть выходцем из низов? Знаешь, и не хуже меня. Как трудно подниматься по общественной лестнице! Ведь мы с тобой происходим из одного социального слоя, которому не суждено править.
— Я не согласен! Мы разговаривали с тобой на эту тему тысячи раз, и я всегда придерживался мнения, что трехгодичные экзамены дают возможность человеку, который этого заслуживает, занять высокие посты. Ты забыл, что мы с тобой мандарины?
— А ты забыл, что я евнух? — возразил мандарин Кьен.
Последовало ледяное молчание, полное невысказанных слов.
— Я понял по результатам экзаменов, что не смогу достичь той высоты, на которую способен, не смогу стать правой рукой влиятельного принца. Мои оценки не давали мне права выбирать место. И я позволил оскопить себя, чтобы поступить на службу к принцу Буи, который только что потерял сына и искал мандарина-евнуха на роль помощника. Кто знает? Я мог бы заменить ему сына. Тогда он был сильным человеком, я стремился подражать ему. Когда я стал его помощником, я стремился к победе справедливости, к тому, чтобы каждое преступление каралось соответствующим наказанием.
Министр умолк, погрузившись в воспоминания.
— Но, — продолжил он, — я не знал, что смерть принца Хунга быстро разрушит отца, ставшего злым и капризным изобретателем пыток. Представляешь ли ты, насколько мерзко участвовать в таком судебном маскараде? Соглашаться на несправедливые казни — чтобы развлечь принца! Для того ли пожертвовал я своей мужественностью, чтобы пасть так низко?
— Ты пал еще ниже, став убийцей, — бросил ему в лицо мандарин Тан.
— Неужели ты не понимаешь, Тан? Мандарин ты или нет, ты всегда будешь зависеть от милости аристократа, в чьих жилах течет благородная кровь.
— Принцы обязаны повиноваться Императору, Сыну Небес, — настаивал правитель.
Министр засмеялся ледяным смехом.
— Ты что, действительно веришь, что властители всегда правы, что те, кто управляют народом, ведут его по верному пути?
Так как его друг молчал, он продолжил:
— Они не только демонстрируют свою бездарность, они к тому же стремятся раздавить нас своим высокомерием. Можешь ли ты унизиться до такой степени, чтобы служить их делу? Я решил — нет! Классификация учит нас: космическая гармония не установится до тех пор, пока человек не станет жить в согласии с Вселенной. Правитель — человек, он должен служить примером. Если он творит преступления и неправильно управляет своим народом, то нарушается равновесие и связь теряется. Разве мы живем не при таком положении вещей?
Он взмахнул рукой в сторону бушующей воды, бросавшейся на старые камни.
— Я начал эту серию убийств, основанную на классификации, чтобы завершить цикл. Я принесу мир, и если ты хорошо обдумаешь мои действия, ты поймешь, что добро рождается из зла.
— Почему же ты взял на себя роль жреца, проливающего кровь, избрав священную жертву? Ведь такова твоя цель, если честно?
— Это единственно возможная цель. Я беру на себя вину за отнятие жизни у себе подобных, но благодаря мне восстановится гармония Вселенной. Прежний голодранец станет искупителем мира — горькая ирония, правда?
Мандарин Тан недоверчиво тряхнул головой.
— Говори что хочешь, но все дело в твоих амбициях, твоем желании стать лучшим, показать, что бывший голодранец может перехитрить всех. Ты пользуешься классификацией только ради осуществления своей цели. Ты, как и я, дитя простого народа, наделенное некоторым умом. Разница в том, что я верю в конфуцианскую систему, а ты стремишься исключительно к могуществу.
— Ты ошибаешься, Тан! Во мне есть желание помочь народу добиться лучшего. Ты думаешь, что забота о дамбах — притворство? Чтобы осуществлять проекты, нужна поддержка принцев. А они постоянно заняты собой, своими конфликтами, каждый борется за свои мелкие привилегии. Их не интересуют нужды народа.
— И поэтому ты захотел манипулировать принцем Буи? Чтобы он помог тебе в осуществлении твоих благородных замыслов?
— Я много раз уступал ему в мелочах, чтобы взять свое в чем-то действительно серьезном. Воображая, что правит, он переставал наблюдать за мной. Тот, кто хочет обладать властью, должен хитрить и ловчить, когда-нибудь ты это поймешь.
Скрестив руки, мандарин Тан посмотрел в глаза министра.
— Четыре года назад смерть принца Хунга отвечала твоим интересам. Я прав?
* * *
Раздвинув головой тростник, ученый Динь смотрел на дамбу и терялся в догадках. Два мандарина продолжали беседу. Это немыслимо! Намеченный план разваливался на глазах! Оба жестикулировали, их одежды развевались на ветру, как знамена. Что же такое важное они обсуждали? Сыщики устремили на него вопросительный взгляд, ожидая команды броситься на человека, шедшего по дороге. Но рано поднимать руку и давать сигнал к захвату.
