Отшельник помассировал крепкую и жилистую шею.
— Молодой принц Хунг был прав: этот подарок, который он преподнес мне, помог избежать трагедии.
Мандарин Тан подошел к отшельнику.
— Что именно сказал тебе принц Хунг?
— Когда охота закончилась, а я, раненный в ногу, должен был уйти, принц дал мне этот кусок кожи и сказал, что если отношения между нашими семьями в будущем разладятся, я должен подарить его принцу, и он, очарованный рисунком, все простит.
— А, принц Хунг предвидел это! Он предчувствовал, что произойдет между семьями Дэй и Буи, — пробормотал мандарин.
— И он не ошибся! Видели бы вы принца Буи в этот момент. Он кинулся на этот кусок и стал целовать его. А потом он провел пальцем по двум печатям, которые там находятся.
— Какие печати?
— Ну конечно, печати его сына и министра! Ведь это их дар принцу, в конце концов. Впрочем, это заставило принца зарыдать, и он стал сетовать о смерти своего сына и исчезновении Помощника.
Ученый Динь был восхищен логикой и прозорливостью мандарина Тана.
Вдруг отшельник заторопился:
— Я должен увидеть Горькую Луну и рассказать ей об этом приключении. Конечно, она расстроится, когда узнает, что мандарин Кьен исчез!
Он поклонился обоим мужчинам, сложив руки в знак приветствия.
— Будьте благополучны, друзья, и не забывайте об отшельнике Сэне из Северных гор!
Мандарин и свита пересекли замощенный плитками двор и проехали под портиком с тройной крышей. Ученый Динь повернулся к другу.
— Ты никогда не приоткроешь завесу тайны над финалом этой истории, верно?
— Зачем принцу Буи знать, что его помощник был убийцей? Все запомнят, что он погиб, пытаясь подманить к себе убийцу, который так и не явился.
Когда они выехали на улицу перед дворцом, их снова кто-то окликнул. Мандарин Тан обернулся. На балконе дворца, легкая как облачко, облаченная в знак траура в белое, неподвижно стояла Ива, провожая их глазами. Мандарин почувствовал укол в сердце, но не остановился.
— Прощай, Ива, — прошептал он. Обернувшись к другу, он, улыбаясь, сказал:
— Как ты догадался, что Ива украла Драгоценные Главного воспитателя Сю?
— Во время вечеринки Ива просто переставила горшок с Драгоценными в другое место. Она знала, что на следующий день он хватится их и впадет в панику. Так и вышло — он бросился звать на помощь и оставил дверь открытой. Иве оставалось только проскользнуть в его комнату, схватить горшок и спрятать его там, где никто не станет искать, — на алтаре в комнате своей хозяйки, которая не признавала наших божеств.
— Все равно я не понимаю, зачем она это сделала.
— Она любой ценой хотела добиться того, чтобы Главный воспитатель Сю остался во дворце и учил маленьких евнухов. Он думал, что старый евнух помогает малышам вырваться из нищеты и опекает их, благодаря своему положению во дворце. Если бы Сю уехал, дети были бы обречены стать крестьянами без будущего.
Мандарин Тан поправил:
— Он? Ты сказал «он», говоря об Иве.
— А, понял? — сказал Динь беззаботно, поглощенный своими ногтями. — Ты разве забыл, что в этой истории много евнухов?
Не говоря ни слова, мандарин долго смотрел на него, а потом сильно покраснел, тогда как ученый хохотал про себя. Желая скрыть смущение, мандарин пришпорил лошадь и пересек ворота цитадели быстрым аллюром.
Когда они оставили позади себя пригород, они заметили, что паводок пошел на убыль. Легкий туман, подобно клочкам разорванной марли, плавал над пашнями и рисовыми полями. Вдалеке завиднелись деревушки, а с ними приближалась и граница их провинции.
Мандарин Тан вдохнул утренний воздух, взбодрившись от родных запахов земли и травы. Смертельная бледность его лица исчезала по мере их продвижения на север. Ученый Динь заметил, что в его глазах появился блеск, который, быть может, скоро прогонит тьму, в которую он был погружен.
— Видишь, хорошие деньки возвращаются! — крикнул Динь, подбадривая друга. — Видно, не напрасно принес себя в жертву во имя классификации мандарин Кьен, в конце-то концов?
На окраине деревушки они остановились перед женщиной, тащившей запачканную грязью птицу. Она еле шла, спотыкаясь, по дороге, щеки ее ввалились.
— Господа! — воскликнула она. — Теперь, когда дождь прекратился, мы подсчитываем ущерб. Животные погибли, унесенные паводком, а сегодня утром мы вытащили труп из воды. Человек с крысиным хвостиком погиб, видно, утонул, а его почки были проткнуты острыми ветками! Этот потоп принес столько горя!
Мандарин Тан и ученый Динь молча переглянулись. За это долгое мгновение глаза мандарина опять потемнели.
— Пусть отвезут труп в столицу и подготовят достойные похороны! Вы нашли мандарина Кьена, помощника принца Буи! — приказал мандарин стражнику из своей свиты и тот, поклонившись, последовал за женщиной.
Они поехали дальше, не говоря ни слова. Поднялся теплый ветер, благоухавший пряными травами и корицей. Из-за круглого плеча дальнего холма нежданно встало солнце, рассеивая последние тени. Переглянувшись, они пустили лошадей галопом, пересекая равнины, желая поскорей добраться до высоких Северных гор.
Рассвет уже недалек. Ночь еще трепещет, завернувшись в легкую полутень, которая скоро растает. Это особый час, когда призраки бродят среди нас, забыв о своей смерти, останавливаясь, как бы с сожалением, перед зеркалами, которые уже не отразят их облик. Я бодрствовала эту ночь с призраками тех, кого я любила и кого я пыталась оживить, рассказывая эту историю, чтобы они остались в памяти людей.
Оглянувшись назад, когда пламя качнулось от ветра, я, кажется, и вправду заметила мелькнувший знакомый узел волос, но он сразу исчез за дверью. Я прислушиваюсь и, кажется, слышу веселый смех двух друзей, сидящих под деревом. Когда же я вновь увижу их?
Гора, вырисовывающаяся в окне, похожа на темного зверя, затаившегося в ноги. Воздух еще насыщен испарениями ноги, и скоро лязг оружия прогонит тишину. Долгая война между родственными вельможами не окончится в этом году. Мандарин, погибший незадолго до моего рождения, — разве он не предсказывал это?
Мы покидаем наш дом в час Тигра — до того как скроется ночь. Что брать, что оставлять? Дрожащей рукой я беру полый бамбуковый ствол, переданный моему отцу после смерти принца Буи, в котором спрятана единственная реликвия, оставшаяся от тех событий. Сказочный рисунок, изображающий мифических животных беспримерной красоты развертывается передо мной на столе, сделанном из дерева «лим», и при соприкосновении с воздухом начинает тихо рассыпаться, исчезая на ветру облачком белых мотыльков.
Все неизбежно погибает — воспоминания и люди, — как будто бы время в конце концов является ничем иным, как могилой нашей памяти.
