Все как обычно. Поиграли в баскетбол с Фофаной. Она начала улыбаться гораздо чаще. И с каждым броском мяча в корзину будто избавляется от домыслов и сомнений. Затем я почистила свою нынешнюю «планету». Чистота и порядок в помещении. И в голове то же самое.
День
После обеда заходят офицеры и говорят:
– Собирай вещи!
– Что? Правда? – я замерла, не веря в то, что услышала.
– Правда, правда.
Меня охватил мандраж. Я ношусь по помещению, собираю вещи, но стараюсь внутри держать спокойствие. Неужели в этот раз все получится, без разочарований и перевозок в другие тюрьмы?!
– Так, иди прямо по коридору, затем в конце сверни направо. Там сдашь офицеру свои тюремные пожитки. Дальнейшие инструкции он выдаст.
Иду по коридору. Прохожу свою «зеленую милю». Будто в замедленной съемке. Мои шаги отдаются эхом по длинному коридору. Я несу пластиковую коробку со своими вещами внутри. Наверху – зеленое яблоко. Захожу к офицеру. Он дает мне вешалку в черном массивном чехле. Там висят мои вещи, в которых я приехала в эту тюрьму. Мятые и грязноватые. Зато свои. Я переодеваюсь. Собираюсь идти дальше.
– Стойте!
Я замерла.
– Вы не можете взять с собой это яблоко.
– Почему?
– Неважно. Выкидывайте!
– А можно я его съем?
Я на пути к свободе. В грязной, но своей одежде. Скоро я должна полететь домой. Но тут я сделала паузу, чтобы погрызть яблоко. Охранник терпеливо ждет. Затем провожает меня в «камеру путешественников». Там я буду ожидать приезда иммиграционных офицеров. Маленькая скамейка, большие стеклянные окна, кирпичная загородка, из-за которой кокетливо выглядывает забитый до краев унитаз. Я не могу сидеть. Меряю камеру шагами. Считаю их. Отбрасываю в сторону назойливые дежавю. И начинаю петь песни. Народные. Песни группы «Любэ». Всякую попсу. И просто все русские песни, которые я помню. В тот момент, когда я от души орала про коня и про поле, по которому мы с ним пойдем, я расслышала диалог надзирателей из соседнего помещения.
– Что это?
– Да это заключенная, распелась тут.
– О чем поет?
– Не знаю, на каком-то непонятном языке. Шифруется.
Двери камеры открываются. Входит та же женщина, что везла меня в эту тюрьму. Статная фигуристая афроамериканка. Широкие плечи, длинные волосы, накладные ресницы, длиннющие ногти – но при всем хищно-женском фасаде от нее идет какая-то первобытная сила.
– На выход!
Мы едем в машине с ней и ее напарником. Он выглядит более хлипким, чем она. Но кажется, будто они идеально дополняют друг друга. Они включают музыку, напарник подпевает. Он говорит мне: «Улыбайся, едешь домой наконец, не время грустить!» Афроамериканка – за рулем. Водит она филигранно и крайне быстро. Мы едем через Нью-Йорк. В одном из районов поняла, что архитектура домов здесь похожа на ту улицу, где я жила в Петербурге. Хороший знак. Хороший. Мы приезжаем в аэропорт. И никто нас не встречает. Мы сидим в машине. Долго. Офицеру звонят. Он немного раздраженно с кем-то беседует. Заканчивает звонок. Смотрит на меня в зеркало заднего вида. Затем разворачивается профилем ко мне.
– Офицеры ICE забыли твои документы, твое свидетельство на выезд. Поэтому никто не встречает, они поехали обратно в офис за ними. Не беспокойся.
Как тут не беспокоиться. Опять эти эмоциональные качели. Потеря паспортов, ковид, теперь это. Я сижу и молюсь. Пусть сейчас все получится.
Наконец приходит офицер. Он весьма необычный. Латиноамериканец с толстенной цепью, улыбается и влегкую матерится. Когда меня передали ему на поруки, он взглянул на меня оценивающе и спросил:
– Ну чего, сопротивляться будешь?
– Нет, я домой хочу, зачем мне сопротивляться?!
– О’кей, тогда обойдемся без браслетов.
– Спасибо.
– Следуй за мной.
Мы зашли в терминал аэропорта. Он проводит меня в какой-то офис и дает документы на подпись. Очень подробно расписывает процедуру, что будет происходить, как я полечу. Отдает мне мои вещи – абсолютно новые, все еще с бирками, заказанные специально к моему освобождению. В них я должна была полететь еще в январе – толстовка, утепленные штаны, свитер. Никто, включая меня, даже не мог предположить, что проторчу я здесь аж до мая. А еще он приносит мне поесть. Какой-то мексиканский овощной салат. С приборами, салфетками и чистой бутилированной водой. Будто в ресторане. Но главное – ощущения от моей одежды. Чистой, мягкой, пахнущей новизной и свободой. Сижу, разгадываю судоку. Сидеть надоело, и я опять начала мерять шагами помещение. Заходит офицер, мы выходим из терминала, и нас ждет… черная тонированная машина. Сердце рухнуло в пятки. Я на автомате остановилась, не в силах сделать следующего шага. Неужели опять меня куда-то повезут?
– Куда мы едем?
– В аэропорт.
– А мы разве не в аэропорту?
– Ты вылетаешь из другого терминала.
Отлегло. Приезжаем в пассажирский терминал. Много людей вокруг. Свободных и в своих обычных жизненных заботах. Я стою с уже знакомым мне офицером, пока другой носится по аэропорту с моими документами. Он рассказывает про себя. Про то, как хотел бы найти свою истинную любовь. Спрашивает, не хотела бы я остаться тут, в Соединенных Штатах… Стоп. Я улыбаюсь и отвечаю, что нет, спасибо, не хотела бы. Девушек тут полно прекрасных, так что у него все будет хорошо. Он улыбается в ответ немного смущенно, будто давая понять, что он должен вести подобные разговоры. Без этого никак.
Время посадки. Я беру свою прозрачную сумку. Встаю в очередь с офицером и сопровождающим. Они стоят чуть сзади от меня. Рядом оказывается пожилая русскоговорящая пара. Они спрашивают, в Москву ли я еду. Я киваю. Мы начинаем диалог. Как приятно говорить с русскоговорящими людьми о всяких бытовых мелочах. Без тюремных, политических или юридических тем. Пожилой супруг решил помочь мне с сумкой. Тут же налетают двое сопровождающих молодцов. Они встревожены. Не понимают, что происходит – может, я тут на русском вербую кого-то в разведку, мало ли. Я говорю, что все в порядке. Пожилая пара оглядывает молодцов непонимающим взглядом и говорит: «До встречи в самолете». До встречи. Офицер довел меня до самолета, передал инструкции бортпроводнице и попрощался.
Я сижу в самолете. Одна. Не закованная. Не в казенной одежде. Удивительные ощущения. Но я не позволяю себе сильно радоваться. Пока мы не взлетим, я до конца не могу поверить в происходящее. Я подсознательно ищу подвох, оглядываюсь, может, за мной кто-то поставлен следить. Оцениваю обстановку. Стюардесса выступает с объявлением. Оказалось, что на борту летит много семей и не все смогли приобрести билеты рядом. Потому она предложила пересесть к своим, если остальные пассажиры не против. Рядом со мной сел пассажир, у которого изначально было другое место. Это вовсе не уменьшило моей тревожности.
Мы взлетели. За три года, что я не была в пассажирских самолетах, многое изменилось. Кнопки зажигания света теперь располагаются в другом
