одной ошибки".
Взгляд Леви встретился с моим.
Генри тяжело вздохнул. "Хорошо", — согласился он, хотя было видно, что он далеко не в восторге от этого. Он снова повернулся к Леви, его глаза были жесткими. "Еще раз тронешь мою сестру, и я надеру тебе задницу". Он двинулся к двери. "Ты идешь?"
"Через секунду", — ответил я.
Когда Генри вышел из комнаты, атмосфера изменилась, оставив нас с Леви в напряженной тишине.
Я повернулась к нему и взяла его руку в свою. Костяшки его пальцев были в синяках, в том числе и от столкновения с Ричардом. "Тебе нужно перестать бить вещи", — мягко сказала я. "Это может привести к необратимым повреждениям и разрушить твою карьеру".
Он отвел взгляд. "Разве вы не слышали?" — спросил он. "Мой контракт расторгнут".
Я бросил на него пристальный взгляд. "Леви, никто не освобождал тебя от контракта", — сказал я. "Если тебе нужен повод ненавидеть меня, мою семью или команду, это прекрасно, но ты здесь не жертва. Ты можешь выбирать, играть за нас или нет, но этот выбор за тобой. Ты так же свободен, как и я".
В этот момент я почувствовал, как в моей груди нарастает тепло, ощущение силы и правды в моих собственных словах.
Взгляд Леви опустился к моим губам, в его глазах мелькнуло что-то невысказанное. Он резко отдернул руку. "Тебе лучше держаться от меня подальше", — сказал он с окончательностью в голосе.
Прежде чем я успела ответить, он повернулся и вышел из комнаты, оставив меня стоять на месте, борясь с тяжестью нашего обмена мнениями и неразрешенным напряжением, которое витало в воздухе.
Я знала, что не должна беспокоиться о нем.
Он воспользовался мной.
Он хотел причинить мне боль — и причинил.
Но я также знала, что в нем было гораздо больше, чем это.
Я хотела ненавидеть его.
Но я не могла.
Потому что я уже была влюблена в него.
30
Леви
Я сидел в моей машине, припаркованной на тихой улице перед домом, где я вырос. Это был скромный двухэтажный дом в Бентон-Харборе, с ухоженным газоном и гостеприимным крыльцом. Внешний вид дома был теплого бежевого цвета с белой отделкой вокруг окон и входной двери. Вдоль дорожки был разбит небольшой аккуратный садик, свидетельствующий о заботе моей матери. Этот дом был похож на бесчисленные другие в этом районе, непритязательный и спокойный.
Я ненавидел его.
Находиться здесь было не моим выбором, а необходимостью. Мне нужно было противостоять матери. Она перешла черту, которую нельзя игнорировать, и настало время что-то с этим сделать.
Тяжело вздохнув, я вышел из машины и направилась к входной двери. Это был момент расплаты, момент столкновения с последствиями не только моих действий, но и действий моей семьи.
Когда я вошел внутрь, меня окутали знакомые запахи и виды дома, напоминание о более простых временах, о жизни до сложностей и ошибок, которые теперь тяготили меня. Я был зол, но больше того, я устал от игр, манипуляций, бесконечного цикла действий и реакций, которые привели меня сюда.
Я готовился к предстоящему разговору, зная, что он не будет легким. Пришло время все исправить, или, по крайней мере, настолько правильно, насколько это возможно в данных обстоятельствах. Моя мать должна была осознать последствия своих действий и ущерб, который она нанесла. А я должна была найти способ двигаться вперед, освободиться от прошлого, которое, казалось, было намерено удерживать меня.
Я нашел маму на кухне, занятую телефонным разговором, который она пыталась скрыть с помощью тихих тонов. Я уловил обрывки разговора — она разговаривала с коллектором долгов, рассказывая какую-то душещипательную историю о том, что у нее нет денег, несмотря на то что я знаю обратное.
Мои глаза сузились. Почему она разговаривала с коллектором? Какую кредитную карту или долг она от меня скрывала?
Положив трубку, она повернулась ко мне с широкой улыбкой на лице. "Леви!" — воскликнула она.
Как будто ничего не произошло.
Она раскрыла руки, чтобы обнять меня, но я поспешил остановить ее.
"Не трогай меня", — рявкнул я, и гнев в моем голосе был безошибочен.
Она замерла, ошеломленная. "Разве ты не должна быть в Крествуде?" — спросила она, пытаясь отмахнуться. "Рика, иди сюда и разгрузи посудомоечную машину. Я уже сказала тебе сделать это час назад!"
"Мне повезло, что меня не исключили после того, что ты сделала", — ответила я, закипая от досады.
"Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Леви". Она подошла к шкафу. "Хочешь, я заварю тебе чай? У меня еще осталось немного "Эрл Грей". Я знаю, что он твой любимый".
Я смотрел на нее, а в голове у меня складывались кусочки головоломки. "Ты ведь не признаешься в этом, правда?" спросил я. "Даже если я знаю, что ты дала Ричарду Мэтерсу телефон. Даже если я знаю, что ты выпустил видео. Ты все равно будешь врать мне в лицо?"
В ее фасаде на мгновение появилась трещина, мелькнуло что-то, что выдало ее самообладание. "Я не понимаю, о чем ты говоришь, Леви", — сказала она, но ее голос дрогнул, выдавая ложь, скрытую под ним. "Чай?"
Это было горькое подтверждение того, о чем я догадывался. Я знал это, но все равно это был тяжелый удар, не только в плане скандала, но и на личном уровне. Человек, который должен был защищать и поддерживать меня, оказался в самом центре хаоса, перевернувшего мою жизнь. Предательство ужалило, оставив после себя смесь гнева, разочарования и глубокого чувства потери.
Я стоял и смотрела на нее, мать, которую, как мне казалось, я знала, а теперь незнакомку, окутанную ложью и обманом. Комната казалась мне тесной и удушливой, так как правда висела между нами. Это было больше, чем просто противостояние; это было разрушение доверия, разрыв связи, которую я когда-то считал нерушимой.
"Я не хочу твоего чая", — холодно сказал я, пока мама возилась с чайником. "Мне ничего от тебя не нужно. Я пришел
