применять силу к женщине. А что, если это ошибка, что, если лейтенант перепутал?
Но капитан гораздо менее сентиментален.
– Взять, – командует он, и врачи послушно подступают к барышне.
Не переставая улыбаться, Лессер наклоняется, мгновенно выхватывает из капитанской шинели револьвер и стреляет в воздух. Врачи отшатываются в сторону, медсестры кричат, поднимается переполох. Воспользовавшись неразберихой, Анна-Мария выбегает их палатки и бросается к автомобилю, одному из двух, на которых она вместе со своими товарками перемещалась вдоль линии фронта. Увы, на ее пути возникают двое солдат из охранения, а выскочившие из палатки врачи кричат ей вслед:
– Схватить! Арестовать!
Солдаты скидывают с плеча винтовки, направляют их на бегущую прямо к ним барышню. Она, словно заяц, делает петлю и резко меняет направление, бежит к забору, который окружает госпиталь. Там, за забором, лес, а, значит, спасение! Забор не очень высокий, примерно в человеческий рост, но как его преодолеть, когда сзади на тебя глядят сквозь прицел винтовки?
Однако Лессер не останавливается даже на краткий миг. На ходу она срывает белый халат, опирается руками о верх забора и, взвившись в воздух, сильным рывком перебрасывает себя на другую сторону. Она падает на землю, но тут же вскакивает и с необыкновенной резвостью бросается к лесу. В нее начинают стрелять, но она уже в лесу, среди деревьев и пули, пущенные наугад, не достигают цели.
Однако до спасения еще далеко, она слышит, как по пятам несется погоня. Подстегиваемая морфием, который приняла незадолго до этого, она мчится сквозь лес, ветви хлещут ее по лицу, оставляя глубокие царапины, но она ничего не чувствует, и бежит, словно дикое животное. Но вот лесок кончается, впереди шоссе и открытое пространство. Там, впереди, зона боевых действий, там грохочут пушки и посвистывают шальные пули, там сражаются войска французов и немцев, бежать дальше – смерти подобно.
Она останавливается и оглядывается назад: погоня немного поотстала, но не прекратилась – она слышит, как ломаются ветки под натиском бегущих за ней следом солдат.
Она поворачивается и поднимает револьвер. Пяти оставшихся патронов вполне должно хватит на двух преследователей. А если их больше? Если к двум первым присоединились и другие? Их больше, они с винтовками, а у нее только пять патронов. Впереди пушки, позади погоня, выхода нет, ее час настал…
Внезапно она опускает пистолет и опрометью бросается вон из леса – прямо туда, где гремит канонада. Если бы ее сейчас увидел Маттезиус, он бы решил, что она сошла с ума. Лессер бежит прямо через лужайку, изрытую воронками от гранат и снарядов, попадает в другой лесок, за ним встают холмы. Если выбраться на них сейчас, она будет видна преследователям, как на ладони.
Анна-Мария прячется за деревом. Спустя минуту мимо нее не слишком уверенно пробегают двое солдат с винтовками. Может быть, они пробегут дальше, и она спасется? Но нет. Увидев лысые холмы, они останавливаются и глядят по сторонам.
– Она где-то здесь, – говорит первый. – Надо прочесывать лес.
– Позовем остальных, так надежнее, – отвечает ему второй.
Являются еще два солдата. Все вместе начинают прочесывать лес. Винтовки мешают им и они забрасывают их на спину – все, кроме одного. В какой-то момент они выстраиваются в линию – очень удобный ракурс.
Беглянка поднимает пистолет и выходит из-за дерева. Первым она стреляет в того, у кого в руках винтовка. Тот падает навзничь, не успев поднять оружия. Остальные не успевают даже снять с плеча винтовки. Один за другим раздаются еще три выстрела. Последнюю пулю она приберегла для себя – если появятся еще враги…
Канонада стихает. На Марну спускается ночь, ее замутившиеся от порохового дыма воды понемногу успокаиваются. Внезапно на холме появляется маленькая фигурка. На фигурке – форма французского солдата, на голове – военное кэпи, прикрывающее лицо. Фигурка эта поднимается на гребень холма и, прежде чем спуститься, оборачивается на миг и смотрит вниз, в лесок, где сверкают огни фонарей, слышны команды и собачий лай – обозленные французы ищут неуловимую мадемуазель Доктёр.
Внезапно раздается выстрел – кто-то из французов заметил фигурку на склоне холма. Фигурка, качнувшись, исчезает из виду…
* * *
Капитан Шульц, рано утром вышедший на проверку немецких постов вместе со своим вестовым, немолодым капралом Кохом, слышит какой-то странный шум, доносящийся из леса. Кажется, что по лесу идет какой-то сильно пьяный человек: ноги у него заплетаются, он что-то бормочет себе под нос. Капитан вместе с капралом прячутся за дерево и видят, как из лесу, покачиваясь и цепляясь за деревья, выходит маленький французский солдат.
– Хальт! – кричит капитан. – Хенде хох![13]
Солдат останавливается, стоит, покачиваясь, но рук не поднимает.
– Руки вверх! – снова кричит капитан Шульц, не выходя из укрытия.
Внезапно вражеский солдат, качнувшись, сам по себе, без видимых причин падает на землю. Капитан замирает в недоумении. Что это значит? Хитрая уловка врага или…
Приказав Коху держать врага на прицеле, и подняв револьвер, он осторожно подходит к лежащему неподвижно телу, настороженно рассматривает его. Солдат совсем маленький, и шинель ему не по росту. Она прострелена и запачкана кровью – видимо, солдатик ранен. Капитан поднимает глаза выше и видит нежное девичье лицо – очаровательное, но очень бледное.
– Девчонка, – говорит подошедший капрал. – Жалко, убили. Красивая была.
– Почему она в форме? – недоумевает капитан. – Как перешла через линию фронта?
– Теперь уж не ответит, – говорит Кох.
Щульц хочет что-то сказать, но внезапно вздрагивает: мертвые глаза девчонки смотрят прямо на него. Но как же это – ведь только что глаза были закрыты?
– У покойников всегда так, – говорит капрал. – После смерти мышцы расслабляются, и глаза открываются. Надо монетки положить…
Капитан и без Коха знает все про расслабление мышц у покойников, но этот случай кажется ему каким-то особым. Эти мертвые глаза так странно смотрят, в них как будто мерцает потусторонний огонек. Или, может быть, они не совсем мертвые?
Губы барышни вздрагивают и что-то шепчут. Капитан наклоняется к ней вплотную, чтобы услышать, возможно, последние ее слова.
– Я агент… немецкой разведки, – говорит она еле слышно. – Мой номер – 194 дубль В. Доставьте меня в штаб.
И без сил закрывает глаза. Спустя полчаса она уже лежит в лазарете. Врачи осматривают ее – на ней ни царапины: очевидно, испачканную кровью шинель она сняла с убитого француза. Но почему же она так слаба?
Спустя еще час является майор генерального штаба. Он внимательно смотрит на бледную, как смерть женщину с ледяными руками. Она совсем слаба, и, кажется, не может даже говорить – как
