него на поводу идёт постоянно. Трус!
— Ясно… — ответила Арина. — А ты куда?
— Туда! — Анька махнула авоськой на дверь в магазин. — Мамка послала за молоком и плюшками. Во!
Анька смешно округлила глаза и сморщила острый носик.
— А приходи к нам! Я тебя тоже молоком и плюшками накормлю! И с мамой познакомлю!
— Ну… Я не знаю… — засмущалась Арина. — Как-то неловко…
— Да не! Ловко! — уверила Анька. — Всё! Пошли давай! А то обижусь!
Арина вдруг подумала, что неплохо бы посмотреть, как живёт маман. Когда расспрашивала её про жизнь в СССР, она всегда отделывалась общими фразами, иногда насмешливыми, вроде «тебе скажи, ты тоже захочешь» или «ты б там не выжила».
Анька ушла покупать молоко и плюшки. Арина осталась на улице. Смотрела по сторонам и вдруг подумала, что она очень похожа на мать в своём прежнем мире. У обеих была та же стройная тонкая фигура с ростом 162 сантиметра, голубые глаза, очертания губ, бровей. Ногти тоже были мамины. От отца… Разве что нос. И волосы. У Анны Александровны волосы были светлые. Скорее, светло-русые. У Станислава Николаевича — очень тёмные, тёмно-русые, но всё-таки не чёрные. Арина же в своём мире — яркая брюнетка. И тут тоже. Что всё это значит?
Интересно, как выглядит мама Аньки? Бабушка приезжала к ним в гости пару раз. Она жила в деревне, была фермером, разводила лошадей… Анька с родителями живёт в городе. Это противоречие сейчас стало явственным. Но между этим временем и её настоящим — пропасть времени, чуть не 40 лет. Всякое может быть…
— Чё пригорюнилась? — Арина услышала сзади Анькин голос и почувствовала лёгкий тычок в спину. Обернулась — никого. Девчонка успела отскочить в сторону. Древняя как мир шуточка.
— Я тебя вижу! — смеясь, предупредила Арина.
Анька выглянула из-за её плеча румяной смеющейся рожицей и засмеялась ещё громче. Голубые глаза искрились какой-то чистой радостью.
— Чё грустная такая?
— Да не грустная! — возразила Арина. — Так… Задумалась о тебе вот.
— Обо мне? Ух ты? А почему? А зачем? — восхищённо затараторила Анька. — Ну скажи! Не будь вреднюкой!
— А кем ты хочешь стать? — вдруг спросила Арина.
— А вот и не скажу! — показала язык Анька. — Не хочу. Ладно… Пошли. Дома покажу.
Анька жила в том же длиннющем девятиэтажном доме, что и Арина, только в среднем подъезде. И этаж у ней был средний — пятый. Повезло! Аньке не приходилось таскаться в самый конец квартала.
Дверь в квартиру маман была отделана с изыском. Из маленьких деревянных планочек был выложен сложный узор. Потом планочки чем-то обожгли и покрыли лаком. Анька открыла удивительную дверь, заглянула внутрь и махнула рукой.
— Давай, заходи!
Квартира у Аньки была обычная для советского человека того времени, не обладавшего блатными знакомыми. Стандартная двушка улучшенной планировки. Обычная мебель из ДСП, обычные блёклые обои, обычный деревянный пол, крашенный коричневой масляной краской, с половиками на нём. В зале чёрно-белый телевизор «Витязь».
В прихожей гостей встречал толстый рыжий кот. Увидев Арину, он для вида зашипел и не спеша удалился прочь, подняв хвост трубой.
— Анютка, это ты? — послышался приятный женский голос, и в прихожую заглянула стройная миловидная женщина лет тридцати в домашнем халате и вязанных тапочках. Увидев Арину, она приветливо улыбнулась.
— У нас гости? Аня, а почему ты молчишь, что пригласила подружку в гости?
Арина в оба глаза смотрела на женщину и удивлялась. Сомнений быть не могло! Это была её бабушка! Именно она приезжала к ним в Иженск. Именно к ней ездили с мамой пару раз на летние каникулы. Арина даже её имя могла бы назвать с лёгкостью. Оксана Ивановна. И, чёрт возьми… Именно у неё были те самые густые чёрные волосы, которые передались Арине, не оставив следа на Аньке. У здешней Оксаны Ивановны была короткая модная причёска с пышной шевелюрой сверху и коротко стриженным затылком. Значит, Анька действительно её мать, сейчас в этом не было никаких сомнений. Правда, оставался ещё один вопрос. И он стал ещё более загадочным. Люська сильно походила на Оксану Ивановну. Впрочем, для Аньки, похоже, это и не было секретом.
— Мамочка, это та самая Люда Хмельницкая, про которую я тебе говорила! — затараторила Анька. — Та самая фигуристка, за которую я поеду болеть в Свердловск! Помнишь, я тебе говорила, что она сильно походит на тебя? Она как твоя копия, только длиннее!
— Помнишь! — рассмеялась Оксана Ивановна. — Марш мыть руки, и все за стол. Отца ждать не будем. Он сегодня сказал, что в гараж пойдет, машину чинить. И ещё… Анюта, тебе перед гостьей не стыдно будет за свою комнату?
— Не-а! — нахально заявила Анька. — Люська! Айда плюшки с молоком пить!
Молоко и свежайшие плюшки! Что может быть вкуснее и в тоже время опаснее для фигуристки⁈ И если от стакана молока Арина не отказалась, то плюшку отвергла решительно и бесповоротно!
— Мне нельзя! — твёрдо заявила она. — Прошу прощения, но скоро соревнования и мне нужно держать вес!
После перекуса Анька потащила Арину в свою комнату. Ожидаемо, там оказался художественный беспорядок. Мама порядок всегда тихо ненавидела. При этом она чётко знала, где и что лежит. Арина находила крем или помаду в самых неожиданных местах, но мама тут же спрашивала, где её вещи и чтоб она немедленно их вернула, когда Арина хотела втихую прихватизировать их. И эта привычка шла с детства! Теперь стало понятно, почему Оксана Ивановна спрашивала Аньку о стыде за комнату.
Несмотря на стол, небрежно заваленный книгами, учебниками и тетрадями, на висящие и раскиданные где попало вещи, на стены, оклеенные фотографиями кинозвёзд и своими рисунками, была у Аньки вещь, сразу же ставящая её выше всего этого. У стола стоял мольберт. Пусть простой, почти детский, но на нём лежал рисунок, нарисованный маслом так мастерски, что казалось, будто его нарисовал некий маститый художник, а не девочка двенадцати лет. И сюжет-то донельзя прост — белая стена, через которую протянулась овальная тень от чего-то, невидимого и находящегося за плоскостью обзора. У стены синяя тумбочка. На тумбочке зелёное яблоко и согнутая пополам записка. Что на записке, непонятно, но вся картина была в тусклых, тревожных оттенках, и создавалось впечатление, что в записке нечто печальное.
Арина больше не сомневалась ни
