и говорил слова, которые так много значили для них обоих и для всего Побережья.
— Скажи, — проговорил он глухо, задыхаясь от нахлынувших чувств так же, как она, и крепко прижимаясь губами к ее лбу. — Скажи, Чербер, ты останешься со мной, ты станешь моей женой?
— Да, — сказала она просто, и он снова поцеловал ее и целовал так долго, что вокруг стали раздаваться по-доброму насмешливые окрики и шутки.
Фир и Прэйир появились почти одновременно с разных сторон, и Шербера засмеялась, когда первый поднял ее в воздух и закружил, тоже ликующе смеясь, и прижалась ко второму с громко бьющимся сердцем, когда он заявил, что этим красным платьем она никого не обманет.
— Ты можешь сколько угодно наряжаться в эти тряпки и изображать слабую женщину, Шербера. У тебя взгляд того, кто защищает, а не того, кого нужно защищать.
Она гордо улыбнулась и схватила его за руку, следуя за идущей к главной площади толпой вместе с остальными мужчинами.
— Думаешь, мне надо было остаться в мужской одежде?
Фир, шедший рядом, ухмыльнулся, когда Прэйир буркнул «нет».
На главной площади для воинов были расставлены столы и горели ярким горячим пламенем вычищенные огневые ямы. Мясо, овощи, бульоны и всякая другая простая снедь была разложена по блюдам и разлита по чашам. В банях было много чистой воды и стоял жар, и желающие потянулись туда, чтобы смыть грязь и переодеться перед праздником, который начался у ворот и теперь перемещался сюда.
Фрейле и его самые близкие воины пировали в большом зале длинного дома, но и здесь яства были простыми, а вино — точно так же разбавленным, как и снаружи.
Впереди ждали долгие Холода. Люди Побережья должны были отметить великую победу, но лицо фрейле всегда было обращено вперед. Он всегда думал о будущем.
Шербера была усажена по правую руку от Тэррика во главе стола. По левую сидел верный Нерпер, и, обычно немногословный, сегодня он разливался соловьем, расхваливая доблесть воинов и радуясь победе. С Шерберой рядом сидел смывший боевую раскраску Фир, а чуть дальше сели Прэйир и Олдин, взгляд которого она ловила на себе сегодня все чаще.
Он не говорил, что уйдет сразу же после победы, и Шербера надеялась побыть с ним еще немного, но сердце ее знало: сколько бы времени она с ним ни провела, этого будет мало, чтобы его отпустить.
— Что ты видел, когда нас коснулся огонь? — спросила она Фира, чтобы отвлечься от грустных мыслей.
Он как раз накладывал на свое блюдо мясо, но отложил двузубец, чтобы повернуться к ней с выражением удивления на лице:
— Коснулся огонь?
— Огонь, — повторила Шербера уже не так уверенно, потому что получала такой ответ не в первый раз. Но до этого она спрашивала только бывших акраяр, и все они отвечали, что не видели и не помнят ничего с момента, как мужчины встали в круг и змеемаги запели свою песню. Но неужели ничего не видели и стоявшие за кругом мужчины? — Когда нас опалили огнем драконы. Что ты видел?
Фир продолжал смотреть на нее, когда ответил, и ответил он, тщательно подбирая слова.
— Драконы не касались вас огнем, Шербера. Змеемаги допели песню. Вас накрыл холодный белый свет, он был очень яркий и на мгновение мы все прикрыли глаза. А когда открыли, услышав треск ломающихся ворот, вы уже стояли без одежды. Вот и все.
Разочарование захлестнуло ее.
— И ты не видел... — Шербера запнулась, замолчала и, зачерпнув на кусок лепешки теплую кикру — тушеные в горшочке мелкорубленые овощи с мясом, — сунула ее в рот.
— Что я не видел? — спросил Фир, прищурившись и подозрительно на нее глядя. — Что видела ты?
— Ты останешься в городе, Фир? — спросил его Тэррик, будто почувствовав ее колебания, и Шербера не ответила, почему-то испытав облегчение оттого, что ее прервали. — С наступлением Жизни многие намерены уйти, и я не стану никого удерживать. Я знаю, в пустыне у тебя был дом. У многих далеко остались дома, в которые они хотели бы вернуться.
Фир вытер губы куском лепешки, прежде чем ответить.
— Я не покину город, если его не покинет Шербера.
— Ты не сможешь стать ее мужем, — сказал Тэррик, чуть наклонившись, чтобы лучше видеть его лицо. — Я беру ее.
— Я не глуп, фрейле, — спокойно сказал Фир, — и я знаю, что ты уже спросил у нее и что она тебе ответила. Я остаюсь здесь. Пустынники недолго живут без своих избранных. Их звери умирают, а следом и они.
— Господин, — Шербера обратилась с Тэррику, как к фрейле, а не как к мужчине, который владел ею, — неужели ничего нельзя сделать? Неужели, чтобы быть с Фиром, мне придется нарушать данную тебе брачную клятву и каждый раз навлекать на себя гнев Инифри?
Тэррик помолчал, оглядывая столы с веселящимися людьми за ними.
— Сразу несколько воинов сегодня обратились ко мне с просьбой разрешить для бывших акраяр двух и больше мужей, — сказал он наконец негромко, так, чтобы слышали только они. — Многие хотят остаться со своими женщинами, воспитывать своих детей, все вместе учить их держать мечи или использовать магию.
Фир и Шербера слушали.
— Акраяр изменили многое для Побережья, — продолжил Тэррик задумчиво, — многим спасли жизнь, многим дали надежду. Уверен, никто не будет против, если я дам им что-то взамен. Что-то, что отняла у них война. Милость, которую они заслужили, храня для нас магию и спасая наши жизни.
Он погладил своими пальцами пальцы Шерберы, лежащие в его руке, и чуть заметно улыбнулся, заметив, как заблестели ее глаза.
— Я хочу, чтобы в них перестали видеть бессловесных и покорных исполнительниц воли Инифри. Я дам им право самим выбирать друзей и мужей. Право говорить «нет» и соглашаться по велению сердца, а не долга.
— Ты правитель и вождь, фрейле, но ты не сможешь менять традиции других народов, — сказал Фир.
Тэррик кивнул.
— Ты прав. Я не могу менять обычаи других народов, и я не стану этого делать. Но в моем городе акраяр смогут сами решать свою судьбу. И если они решат уйти — что ж, это будет их выбор.
Им всем показалось такое решение справедливым.
Шербера сидела меж своих мужчин, ела, смеялась и чувствовала себя счастливой. Она
