не плача протягивал мужу комочек в розовом комбинезоне. Но их было немного. Большинство — гордые и радостные. А еще бывали те, кто появлялся откуда-то сбоку, стараясь незаметно проскользнуть мимо стайки чужих родственников с шарами и цветами. Они шли, пряча пустые руки в карманы, с измученными, бледными лицами и такой тоской во взгляде, что он, взрослый седой мужик, кряхтел и отворачивался. И хорошо, если женщина садилась в машину мужа, и они ехали следом за реанимацией новорожденных. А бывало и, одинокая фигурка тихо и незаметно растворялась за пушистыми елками, водившими хоровод вокруг больничного сквера, и никто не знал, какую трагедию жизнь разыграла на этот раз.
Появившаяся за окном молодая женщина в белом халате, несмотря на ранний час, улыбнулась Николаю и начала куда-то звонить, а он нервно барабанил пальцами по узкому подоконнику, проложенному вдоль линии стекол. Болели и слезились глаза от недосыпа, кололо сердце от волнений и тревог, слова доносились смазанными и нечеткими.
— Простите, я не расслышал.
— Стабильна, говорю. Купировали приступ.
— А что это? Насколько опасно? Что с ребенком?
— Доктор вашей супруге всё скажет. Звоните ей.
Перед глазами Николая выросла белая спина, а потом удалилась в соседнюю комнатушку. Он растерянно отошел к рядам металлических облезлых кресел и вынул телефон. Соня так и не отвечала. На всякий случай он позвонил Инессе Леонардовне и нарвался на заспанный недовольный голос. Он подумал, что вдруг врачи связались с самыми близкими родственниками, с матерью.
— Никто мне не звонил. Нет, и пропущенных нет. Ты на часы смотришь, хоть иногда? — раздраженно отчитала Инесса Леонардовна и бросила трубку.
Остается только набраться терпения и ждать. И звонить Соне. Рано или поздно она включит телефон.
* * *
— Мам, ты с ума сошла? Тебе так срочно деньги нужны? — возмущалась в трубке Лёля.
Тамара долго не решалась позвонить дочери, но нужно было рассказать о своих планах, чтобы для нее это всё не было неожиданностью. А то подумает, что ее совершенно исключили из семьи, и будет новый виток обид и претензий. В конце концов, здесь ее вещи, и она сама выросла в этих стенах. Имеет право знать о перспективах.
— Что ж вы за люди такие с отцом? Что вы все рушите-то, а?
— Лёля, это жизнь, — тихо оправдывалась Тамара.
Их разговор протекал на спокойной ровной ноте, хотя и была недосказанность. О пощечине обе негласно решили пока не вспоминать. Тамара считала, что им нужно встретиться с глазу на глаз, Оля, не хотела, придумала тысячу отговорок, но по телефону говорить согласилась, не заблокировала, не сбросила вызов. Слушая родной Лёлькин голос, его чуть протяжные интонации и мягкую буквы «л», которую она с детства произносила нечетко, Тамара только сейчас поняла, как она соскучилась по дочери. Перетянуть ее на свою сторону — мысли не было, да Ольга и не поддастся, скорее, наоборот, начнет поддерживать из чувства противоречия отца, но попробовать объяснить ей грядущие перемены, которые будут уже навсегда, хотелось.
— Мам, слушай… — замялась Лёля. — А ты на работу не собираешься? А то мне бы деньги с жильцов пригодились. Я машину в кредит хочу купить. На права я уже сдала, между прочим, с первого раза! — гордо похвасталась она.
Тамара опешила. Нет, она, конечно, подозревала, что рано или поздно так случится, но надеялась, что пока у нее есть возможность иметь ежемесячный стабильный доход. Понятно, что дочь молода и запросы вырастут, тем более она совсем не задумывается о детях, а верить хотелось, что постарается она обойтись своими с Глебом зарплатами.
— Лёля… А ты можешь хотя бы немного подождать? Сейчас некстати. Мне может быть, придется уехать… Ведь машина не к спеху. Тебя везде возит Глеб.
— Ну, что Глеб… — капризно протянула Лёлька. — Его всё время просить надо. А мне иногда и одной нужно съездить… по делам.
Что-то в интонации дочери царапнуло. Раньше от Глеба ее было не отлепить, и Лёля наоборот, радовалась, что они везде и всюду вместе. Неужели ей так быстро надоела семейная жизнь, и потянуло на приключения? Это вполне в ее характере. Оля быстро загоралась идеей и так же быстро потухала. И с подругами так, и даже с матерью и отцом. То в одном лагере — то в другом, хотя они и не тянули ее в разные стороны. Плохое предчувствие разыгралось. Вот поэтому она и боялась ее скоропалительного замужества. Хотя может, накрутила себя, напридумывала?
С тоской подумала, что снова надо искать работу. Женя зовет ее в свой магазин, ему нужны тексты для рекламы, и оформление, и необычные идеи. Всего этого у Тамары навалом. Только вот не хочется быть обязанной и смешивать их отношения и бизнес. Но что-то решать придется. Николай и Лёлька не оставили особо ей выбора.
Глава 40
Квартира снова опустела. Она уже давно и горько обиделась на своих хозяев и в особенности на хозяйку. Именно для Тамары она наполняла комнаты светом современных без лампочек люстр. Для нее в ванной блестел кафель пудрового оттенка, и темно переливались бликами карминные вставки. Прихожая встречала, гостеприимно распахнув шкаф и выставив полочки и ящики — лишь бы Тамаре было удобно. На кухне ее приветствовал модный духовой шкаф, горделиво хвастаясь множеством колесиков для переключения режима, а уютное бра мягко освещало стол, и теряло свою силу прямо на границе с похожим на дерюжку ковриком. Каждый уголок, краешек штор, упругая мягкость матраса и даже держатель для туалетной бумаги — всё было призвано радовать хранительницу этого очага. Николай и Лёля шли в довесок. Без Тамары квартира отказывалась принимать их в себя, а просто терпела их нахождение. И вот теперь ее предали. И бросили. Как предали и бросили саму хозяйку. Всё закономерно. Холеная и чуть высокомерная красавица осталась покрываться пылью и ждать, когда чужие руки одобрительно похлопают ее по стенам, незнакомый нос высунется на балкон, а настороженные глаза будут бесстыдно обшаривать всё пространство вокруг, прикидывая, как бы ее перекроить, переделать на свой лад.
Зато другая маленькая однокомнатная замухрышка расцвела. Двое трезвых мужчин выступили волшебниками и словно коллективная добрая фея приступили к преображению золушки. Сколько таких золушек они повидали на своем веку? Вот и сейчас безжалостно сорваны старенькие, местами обвалившиеся, обои. Содран линолеум, стыдливо прятавший свои дырки под ветхим бабушкиным ковром. Побежден диван, упорно цеплявшийся из последних сил за проемы дверей и не желающий покидать свой дом. Остальная мебель небрежно закрыта тряпками и газетами. Придет и ее час,
