– Значит, доедет. Занять денег на такси?
– Вы не понимаете, – начал сердиться Нолин. – Пока мы с вами, нас не тронут. Но как только мы останемся одни, нас убьют. Пристрелят, как собак, и бросят на съедение стервятникам.
– А мне по барабану! – вызверился Степаныч. – Я не только бизнесменов ненавижу, я и пижонов из внешней разведки тоже терпеть не могу. Дипломаты, мать вашу. Надипломировали, сволочи. В гробу я вас видал! В белых тапочках!
– Это эмоции, – сказал Нолин.
– Ну, эмоции. – Степаныч зыркнул исподлобья. – И что?
– А то, что долг и половодье чувств несовместимы.
– Долг, говоришь?
– Долг, говорю.
Степаныч помолчал и признал:
– Ладно. Уел. Давай про долг. У тебя есть инструкции?
– Вагон и полная тележка, – ответил Нолин, глядя на приближающуюся пару. – Куда же нашему брату без инструкций.
– Ты их соблюдаешь?
– Стараюсь.
– Вот и я стараюсь.
Витков зашатался и упал на песок. Жанна постояла немного рядом, потом отложила вещи и поволокла спутника к прибою, чтобы вода привела его в чувство.
– И что говорится в вашей инструкции по данному поводу? – тихо спросил Нолин. – Вам предписывается бросать своих?
– Вы не свои, – сверкнул золотым зубом Степаныч.
– А раненых?
– Иногда раненых мы вообще добиваем, понял? Своих. А вы, повторяю, не свои, к тому же в полном здравии. Почти, – уточнил Степаныч, оглянувшись. – Так что сами выпутывайтесь. Мы ради вас палец о палец не ударим. Короче, я умываю руки.
– Знаешь, кому принадлежит эта крылатая фраза? – прищурился Нолин.
– Знаю, представь себе. Но я не Пилат, а ты не Христос. Это совсем другая история.
Степаныч поднял глаза к небу и засвистел, давая понять, что уговоры бесполезны. Напрасно. Нолин и без свиста все понял.
Отряд спецназовцев ГРУ рисковал жизнью, похищая Виткова. Пусть это была не кровопролитная схватка, но и не увеселительная прогулка. И вот, с честью выполнив задание, эти ребята получают новый приказ. Они раздражены, они возмущены. Это все равно что команде не засчитывают победный мяч, забитый в чужие ворота. Кто-то наверху рассудил так, а они обязаны подчиняться. Легко ли это? Трудно. Обидно. Ущемлено профессиональное самолюбие, задеты честолюбивые струнки. Гэрэушники негодуют. Кто им Нолин? Что для них Витков с его контрактами? Случайные люди, слова доброго не стоящие. Если их убьют, так им и надо. А начальству будет придраться не к чему, ведь фактически приказ спецназовцы выполнили. Так? Так… Разрешите идти?.. Разрешаю…
Но Нолину идти было некуда. Его загнали в угол.
6
Продолжая насвистывать незатейливую мелодию, Степаныч подбросил нож. Движение Нолина застигло его врасплох. Он не ожидал такой прыти от человека, казавшегося подавленным и отчаявшимся. Ведь это был не настоящий враг. Это был просто сотрудник чужой организации, опасаться которого настоящему спецназовцу было даже как-то неловко.
Получи!
Нолина словно пружиной подбросило с песка. Перехватив падающий нож над головой разинувшего рот Степаныча, он поспешил опрокинуться навзничь, и это уберегло его от удара кулака, рассекшего воздух.
– Ты!!!
Больше Степаныч ничего не произнес. Вскочив на ноги, он во все глаза смотрел на упавшего Нолина и шевелил губами.
– Что? – выдохнула подбежавшая Жанна.
Дар речи вернулся к Степанычу.
– Чокнутый, – заорал он на Нолина. – Может, еще харакири себе сделаешь?
– Псих, – согласилась Жанна.
– Не-а, – возразил Нолин, безрезультатно пытаясь улыбнуться побелевшими губами. – Поступок как раз свидетельствует о моей полной вменяемости.
Смешок завершился надсадным кашлем. Клинок, который Нолин всадил себе в левое плечо, вошел под ключицу легко, как гвоздь в масло. Раскаленный гвоздь. Здоровенный.
– Перевязать бы надо, – пробормотал Степаныч.
– Чем я его перевязывать стану? – возмутилась Жанна. – Новое платье рвать не собираюсь.
– Лифчиком, – прошептал Нолин. – Ты же его все равно не носишь. Он тебе без надобности.
– Заткнись!
– Ступай ко второму пассажиру, – приказал девушке Степаныч, опустившийся на корточки. – Я сам.
Из его глаз не исчезло недоумение, возникшее, когда Нолин по-волейбольному прыгнул за ножом. Как будто матерого волка неожиданно тяпнула домашняя собака.
– Зачем? – спросил он.
Нолин подергал рукоятку и откинулся на спину, тяжело дыша. Его лицо блестело от пота. Песок под его левым плечом пропитывался кровью и покрывался вишневой коркой.
– Зачем?! – заорал Степаныч.
– Я ранен, – пробормотал Нолин, с трудом ворочая языком. – Витков обессилен. Мы оба не в состоянии передвигаться самостоятельно. По инструкции, ты обязан доставить нас в российское посольство.
– Кому обязан? Нет такой инструкции, понял?
Нолин закрыл глаза и провел языком по губам. Они были сухими и твердыми, как засохшая рана. А настоящая рана кровоточила, хотя и не сильно. Мешал нож. А еще он мешал двигаться и просто дышать.
– Есть, – простонал Нолин.
– Ты ее видел? – вскипел Степаныч. – Читал?
– Мне не положено. Достаточно, что ты знаешь.
Собравшись с силами, Нолин приподнялся на локте, потянул нож из раны и обмяк. Высоко вверху крутился голубой водоворот, затягивающий в воронку облака. Чайки кричали человеческими голосами. Океан издавал ритмичный грохот, отдающийся в ушах набатным перезвоном.
– Скотина же ты, – проворчал Степаныч, склонясь над Нолиным. – Все планы испортил. У нас в семь вечера самолет.
– Успеете. Времени навалом.
– Если америкосы не сунутся.
Степаныч окинул взглядом округу.
– На пятерых не полезут, – прошептал Нолин.
– На семерых. Великолепная семерка, бляха-муха. Один лежачий, другой неходячий.
– Отвезешь в посольство?
– Куда я денусь…
Выругавшись, Степаныч занялся ножом и перевязкой, пожертвовав относительно чистой футболкой с пальмами на груди. Нолин потерял сознание на первой же секунде операции. Он пришел в себя, когда его укладывали на заднее сиденье автомобиля.
– Порохом пахнет, – определил он.
– Сечешь, братишка, – захохотал Паша. – Все-таки не только чернила нюхивал, а и порох?
– Случалось. – Нолин полез в карман. – Кто в кого палил?
– Церэушников пугнули. Видел бы ты, как они драпали.
