Там живых нет. По крайней мере, в радиусе нескольких сотен метров. И не увиливай от вопросов.
— Я не увиливаю! — задрала вверх грязный носик девушка. Хм, а быстро она пришла в себя, крепкая девчонка и явно не тепличная. Хотя, тут же сравнительно недавно гражданская война закончилась, и последствия её моя новая, э-э, знакомая должна была хлебнуть полной ложкой. А такие моменты сильно закаляют и взрослят.
— Ну и?
— Я Катя, — потупилась она.
Я хлопнул себя ладонью по лицу и — честно признаюсь — захотел скрыться с этого места поскорее, оставив эту дурёху здесь, выкручиваться самой.
Кажется, до неё дошло, что не имя меня интересует.
— Я радистка особой группы, у нас было задание от командования неподалёку отсюда, но немцы нас увидели и стали преследовать, пока не загнали сюда. Остались только я и Павел Митрофанович, — затараторила она, потом бросила взгляд на тело красноармейца и всхлипнула, глаза заблестели от готовых хлынуть из них слёз.
— Понятно. Сочувствую, только мёртвым уже не помочь.
— Мне задание нужно выполнить, товарищ… а вы кто? Я вам про себя всё рассказала, а вы ничего, — с неожиданным напором сказала она и посмотрела с неприкрытым подозрением.
— Хм, сейчас представлюсь, радистка Кэт.
— Я Катя!
«Ксиву порученца показать или брестскую „корочку“? — подумал я, развязывая мешок и собираясь предоставить один из своих документов. — Ну, м-м, пусть будет самая убойная».
Я достал документы, по которым являлся личным порученцем Берии, раскрыл их и показал девушке. Корочки, «шелковку», лист, где написано нечто в духе «оказывать всяческую помощь подателю сего… всё, что им сделано, сделано по моему приказу…». Взгляд той быстро, я бы даже сказал, профессионально пробежался по строчкам, пару раз поднялся на меня, видимо, сличая фото и моё лицо. В эти секунды она не казалась желторотым перепуганным воробушком. Пожалуй, у Морозова видел похожий, да и то, у радистки момент проверки документа получался, как бы так сказать, профессиональнее, что ли. А ещё я заметил в её глазах странный огонёк, который опознать не мог, нет у меня такого опыта ещё для подобных нюансов. Зато могу предположить, что это так девушка отреагировала на знакомство с высокопоставленным чином, практически, небожителем.
— Товарищ лейтенант государственной безопасности! — вытянулась та в струнку. — Прошу простить за недоверие. Рядовая Катерина Аксёнова, радист разведывательной группы пятьсот четырнадцатого стрелкового полка семьдесят пятой стрелковой дивизии…
Взглядом она поедала меня, как заправский старослужащий нового командира. При этом старательно выпячивала грудь вперёд, словно, демонстрируя её, а не выполняя армейскую стойку. Будь на ней не ватник, а гимнастёрка, то могла и произвести на меня впечатление. Увы, толстая верхняя одежда скрывала девяносто процентов того, что привлекательно у женщин для мужчин.
— Вольно. Теперь уходим.
— А как же Павел Митрофанович, мы его разве…
— А вы остальных хоронили, которые погибли, пока добрались до этих развалин? — перебил я её. — Нет? Тогда хватить ерунду говорить! Взяла личные вещи и марш вперёд, шаг быстрый — нужно поскорее отсюда уйти. Это приказ.
Девчонка засуетилась, схватила вещмешок, потянулась к винтовке и тут же отпрянула от неё, покосившись на меня. В ответ я кивнул, мол, можно. Всё равно, ей идти впереди меня, так как доверия полного у меня к новой знакомой нет. Мне совсем не хочется идти с постоянным ожиданием услышать за спиной щелчок предохранителя и получить винтовочную тяжёлую пулю в спину. И ладно в спину — там броня толстенная, а в шею? Могу и не успеть среагировать, и тогда велик риск получить ранение или контузию. Так что, пусть впереди топает. Мне же всё равно в каком месте нашей крохотной колонны следить за окрестностями — в авангарде или арьергарде.
Темп радистка смогла поддерживать около часа, после чего резко стала сдавать. Даже то, что забрал у неё вещи и оружие, помогло мало и пришлось делать остановку.
«Вот же свалилась на мою голову, — с тоской подумал я о девушке. — С мужиком в сто раз проще было бы, его бы оставил в безопасном месте с чистой совестью. А эту…эх-ма, ещё просить станет, чтобы помочь выполнить проваленное её группой задание».
Как предполагал, так и вышло. Немного придя в себя, она насела на меня с предложением помочь ей уничтожить мост примерно в полсотни километров от нас. Сначала просила, потом стала давить на совесть, на честь командира, потом попыталась использовать слёзы и «тогда я сама пойду туда, и если погибну, то сделаю это как настоящая комсомолка, и за трусость дочери стыдиться моим родителям не придётся!». Мои слова, что мне поручено другое задание и оно важнее какого-то полусгнившего моста, как-то проскочили мимо её сознания. А уж когда я предложил её затеряться среди жителей одного из оккупированных городов, пообещав дать ей отличные документы и деньги для жизни, она чуть не выцарапала мне глаза. По крайней мере, именно это желание я прочитал в её взгляде.
Немного успокоилась, когда дело дошло до ужина. С полным желудком девушка стала добрее и уже не такой бескомпромиссной. Предложила свою помощь в моём деле в обмен на то, чтобы после него я разобрался с мостом. Или с любым другим важным объектом, например, спустить поезд с рельс, заминировать дорогу, по которой двигаются вражеские колонны, напасть на склад топлива или боеприпасов. И в ответ на веский довод про отсутствие взрывчатки она пожимала плечами со словами «на месте всё видно будет, можно же что-то придумать».
После горячей пищи меня стало сильно клонить в сон. До этого обходился сухим, быстрым перекусом, буквально: остановился, спрятался за дерево, снял шлем, достал колбасу с хлебом и термос с чаем, после чего через пять минут опять продолжил движение. С девушкой же решил побаловать себя рисовой кашей с мясом и крепким чаем со сгущённым молоком, которое ели прямо из банки ложками.
Девушка, к слову, вырубилась раньше меня. Я только-только стал бороться с подступающей сонливостью, а она уже спала, свернувшись калачиком на горе лапника. А вскоре отключился и я.
* * *
Пробуждение напомнило мне похмельное утро после проставления перед своими коллегами в райотделе. Голова раскалывалась на части, крутило желудок, во рту поселился мерзостный привкус, про который как-то сказал один из участковых «во рту восемь кошек нагадили и все по разному».
Но это были ещё цветочки. Куда хуже оказалось, что я проснулся (очнулся?) без своего
