Сталкер отвечал уклончиво, в глубине души понимая, что Доктор не всерьез, что хозяин дома всего лишь подначивает его.
Борланд видел только Литеру, сидящую рядом, полностью забравшуюся в кресло, как и положено девушке.
Он понимал, что именно такой запомнит ее: освобожденной от грязного комбинезона, в рваном махровом халате Доктора, с причудливо переплетенными ногами, с грустной улыбкой помешивающей зеленый чай, уже не вызывающий у нее отторжения. С уставшим и бледным лицом, которое она пыталась спрятать волосами, с подпирающей голову рукой, поставленной на столешницу для упора. Борланду очень хотелось прижать Литеру к себе и не отпускать, и он видел, что ей хочется того же. И все же кое-что удерживало сталкера.
Неожиданно вернулась застенчивость, окрасившая его и без того светлые чувства в яркие тона. Ему не хотелось торопить события, разбавлять их чем бы то ни было большим; не хотелось, чтобы эта тонкая нить между ним и Литерой обрастала побочными волокнами. Поэтому он просто сидел и смотрел, радуясь тому, что хохочущий и разглагольствующий на разные темы Доктор в этот момент был рядом, создавая подходящую атмосферу тепла и уюта. Если во всей Зоне и был человек, в присутствии которого Борланд хотел бы разглядывать Литеру, то им определенно являлся Доктор.
– Я не совсем понимаю, что произошло, – признался Борланд, когда речь зашла о полтергейсте, жующем найденные у Доктора конфеты. – Он просто появился из трубы и вылечил меня. Все это время он был в состоянии это сделать, а никто из нас и подумать не мог об этом.
– В мире полно проблем, которые можно разрешить, просто подумав о них, – уточнил Доктор. – Надо бы почаще это делать.
Борланд снова забарабанил пальцами по столу.
– Вы знаете, откуда берутся полтергейсты? – спросил он.
Доктор налил себе еще чаю.
– О, это целая история, – улыбнулся он. – Ты слышал легенду о загадке полтергейста?
– Нет, – покачал головой Борланд. Литера опустила голову к столешнице, повернула ее и левой стороной положила на свою ладонь, смотря, как целитель садится на место, помешивая напиток ложечкой.
– Говорят, что полтергейсты – это души погибших сталкеров. Они рождаются, когда плачет Зона. Если умирает сталкер, которого Зона любила и оберегала, то она начинает скорбеть по нему и оплакивать. И тогда душа умершего выходит из его тела вместе с воспоминаниями и духовной сущностью, преобразуясь в энергию. Отныне она вынуждена вечно скитаться по Зоне, продолжая свой путь, которому не суждено быть завершенным при человеческой жизни.
– Грустная история, – произнесла Литера.
– Да как посмотреть, – пожал плечами Доктор. – Как видите, Апельсин приносит немало пользы.
– Все равно грустная, – упрямо продолжала Литера. – Я надеюсь, что Апельсин находится в своем обычном состоянии.
– А ты уверена, что для человека его текущее состояние – обычное?
Литера ничего не ответила. Борланд почесал нос.
– Возможно, в этом что-то есть, – предположил он. – Откуда вы взяли эту легенду, Доктор? И почему решили, что я мог о ней слышать?
Умные глаза уставились на сталкера острым взглядом.
– Потому что мне ее рассказал Сенатор.
Борланд перестал стучать по столу.
– Это были слова Сенатора? – спросил он.
– Не просто слова, – ответил Доктор. – И не просто легенда. Это был прямой ответ на мой вопрос о том, откуда берутся полтергейсты.
– Интересно… – кивнул Борланд. И тут же извлек нож Сенатора из ножен. – Говоря о Сенаторе… Я хотел кое-что спросить, Доктор. Вы тот человек, который снабдил его ножами. Один из них остался у меня. Прошу вас, взгляните и скажите, чем он может быть интересен?
Доктор принял клинок, покрутил его в руках и внезапно нахмурился.
– Я не имею отношения к нему, – сказал он.
– Как так? Сенатор утверждал, что именно вы дали ему набор холодного оружия.
– Да, так и было, – признал Доктор, – но только не этот нож. Если говорить точнее, это личный нож Сенатора, с которым он вышел из Пьедестала.
С этими словами Доктор вернул искривленный клинок оторопевшему Борланду.
– Собственный нож Сенатора, – выговорил он, рассматривая сверкающее лезвие. – Из Пьедестала…
– Да, именно так, – кивнул Доктор. – Сенатор заказал мне набор холодного оружия, за которым потом зашел отдельно. Было это года три-четыре назад. Он утверждал, что его личный нож хорошо себя чувствует в окружении себе подобных. Я все еще не совсем понимаю, что он имел в виду, но сомневаться в словах Сенатора не приходится.
– Это точно, – задумчиво согласился Борланд, завороженно глядя на нож. Подняв голову, он спросил: – Почему Сенатор отдал его мне?
Доктор медленно вытер губы салфеткой.
– Сенатор умер? – спросил он. Борланд кивнул. – Он ничего не делает просто так, – произнес Доктор. – Даже не умирает.
Литера с задумчивостью смотрела то на нож, то на Борланда.
– Он дал мне его, когда я отправился мстить за погибшего друга, – медленно говорил Борланд. – У него было множество ножей, но он дал мне именно свой, родной, единственный… Зачем?
– Значит, в тот момент он передал его тебе навсегда, – сказал Доктор. – Я не знаю зачем. Но, полагаю, тебе обязательно выпадет случай это выяснить.
Борланд не нашел что сказать и снова спрятал нож.
В соседней комнате, будто специально подгадав момент, послышался истошный визг.
– Что это? – спросил сталкер, подскочив на стуле.
– Изоморф с Апельсином в теннис играют, – спокойно ответил Доктор.
– Кто-кто играет?
Доктор неопределенно махнул рукой и снова взял чашку со стола.
– Проехали, – сказал он.
– А почему такой шум? – спросила Литера.
– Наверное, кто-то начал проигрывать.
Грохот прекратился.
Борланд, только-только усевшийся спокойно, ощутил прикосновение. Сталкер наклонился и увидел кота, трущегося о его ногу.
– Замечательный у вас друг поселился, Доктор, – похвалил Борланд. – Откуда взялся-то?
– Местный, – небрежно ответил Доктор.
– Это как?
– Кот Шептуна.
Литера не поняла, почему Борланд так изменился в лице и мгновенно схватил кота.
– Да вы что?! Неужели это Маркус?
– Он самый, – усмехнулся Доктор.
Кот нахальным взглядом смотрел на Борланда, который поднял его над головой, рассматривая со всех сторон.
– Что за Маркус? – спросила Литера.
– Был когда-то сталкер по имени Шептун, – объяснил Доктор. – Лучший боец «Набата», самого первого клана Зоны. Он всегда таскал с собой кота. Говорил, что это помогало ему выживать в Зоне. Правда или нет, никто не знает. Но факт: Шептуна давно нет, а этот зверек прожил в Зоне больше пяти лет.
Борланд показал Литере кота, девушка улыбнулась Маркусу, как маленькому ребенку. Кот опять начал зевать. Борланд опустил его, и Маркус, встряхнувшись, побрел прочь.
– Не думал, что удастся увидеть Маркуса, – довольно признался Борланд, провожая взглядом кота, гордо задравшего пушистый хвост. – Да еще в таком хорошем состоянии.
После его реплики долго царило молчание.
– Спасибо вам,
