Глава 1
Незнакомка
Эта молодая женщина привлекала внимание, словно бронебойный патрон на заваленном пустыми гильзами полу. Движения ее неуловимо отличались от манер остальных обитателей Лукьяновской – быстрые, уверенные, спокойные. Охотники, помнящие жизнь до Катастрофы, сказали бы, что перед ними воплощение лисицы, ищущей вход в ценный сарай, которым станция и являлась. Незнакомка двигалась так, словно знала все вокруг до мелочей. Ее прямые волосы, обрезанные ниже плеч по ровной, словно проведенной лазером линии, бросали вызов моде любой станции Креста. Потрепанный военный костюм явно знавал много нехороших дней вместе со своей владелицей и не скрывал ни линий ее фигуры, ни следов собственной многократной починки. Зеленая вязаная шапочка торчала из кармашка на левом плече; на правом – грубого покроя куртка со следами прорех и порезов. Больше всего незнакомку выделяла обувь – явно новая, словно из лучших закромов Метрограда, где она могла храниться в идеальном состоянии с первых дней Катастрофы. Так могла бы выглядеть агитирующая за новую власть активистка, работающая в штабе, оппозиционном по отношению к Кипарису – если бы такой штаб существовал.
Женщина прорезала толпу местных с величием веспертила, налетающего на добычу. И все ее жесты, и пронзительный взгляд, и походка говорили о том, что она не менее опасна. Жители станции расступались, озадаченно глядя вслед, но даже те, кто заметил незнакомку ранее, не рисковали смотреть ей в глаза.
Она и сама почти не смотрела на людей – ее взгляд был направлен в сторону дальнего шатра, чей край высовывался за деревянные ступени, ведущие в теплицы под потолком. Ее не интересовали ни ярмарка, ни запахи свежего мяса, ни чайные ароматы из тесных баров. Незнакомка даже не позаботилась подобрать кем-то оброненный патрон. Лишь один раз она приостановилась напротив картонного плаката, на котором был изображен силуэт мужчины с книгой в одной руке и автоматом в другой. Внизу детской рукой было нацарапано: «Ион, наш учитель на Лукьяновской». Если до этого лицо женщины демонстрировало загадочную улыбку, то при виде рисунка ее глаза наполнились смешливым выражением. Она побарабанила пальцами по плакату, оставляя заметные следы ногтей – и прошла дальше, к шатру.
С ней никто не пытался заговорить. Ее не останавливали. Даже если кого и интересовало, что незнакомка делает на станции и как вообще проникла сюда, то никто ее ни о чем не спрашивал. Женщина была явно не из этого мира, но производила впечатление по-настоящему свободной – и на этот дух свободы никто не смел покушаться.
* * *
– Таня, что у тебя с лицом? – первым делом спросил Ванька, набравшись смелости. Он все еще считался самым старшим, и в свои одиннадцать лет всеми правдами и неправдами пробовал высказывать свое мнение, когда ему вздумается.
Сидящая на скамейке девушка, до этого подкручивавшая лампочку, застыла. Ее голова чуть повернулась прочь от света, и она попыталась скрыть прядью волос старый порез на щеке. Затем, словно решив, что незачем прятать от детей эту сторону жизни, вздохнула и включила свет ярче.
– Стукнулась об угол, – сказала она как можно спокойнее. – А ты глазастый.
– Он у тебя уже три месяца, – озадаченно добавил Ваня. – С тех пор как учитель пропал.
– Учитель Ион никуда не пропал. – Таня попыталась сменить тему. – Придет когда-нибудь. О нем слышали в Датаполисе.
– В Датаполисе? Учитель был там?!
– Этого я не знаю, – уклончиво ответила Таня. – О нем там просто слышали.
– Но не видели, – вставила Земфира, не отрывая настойчивый взгляд. – Его уже долго нет. Очень долго. Он нас бросил?
Таня промолчала. Ей казалось, что шрам на щеке начал гореть.
Тимка, как самый мелкий, уже привык ничего не спрашивать, пока к нему не обратятся. Он увлеченно рисовал огрызком желтого карандаша на стократно исписанном альбомном листе поверх бледных остатков прежних картинок. Под ногами Тимки валялись стертые ластики, стащенные им же у техников. Он не задавал вопросы про Иона, но каждый раз, как только речь заходила об учителе, Тимка замолкал и обращался в слух. Именно этот сорванец и смущал Таню сильнее всех, и она старалась подбирать слова особо тщательно.
– У Иона свои дела, – произнесла Таня. – Он обязательно вернется, когда будет свободен.
– Он уже свободен, – сказал Тимка. – Ион теперь сталкер.
Таня с удивлением посмотрела на него.
– Кто тебе сказал? – спросила она.
– Все говорят, – ответил мальчик. – На всей вашей станции. На моей тоже, наверное. Только я давно не помню, какая она, моя станция…
– А ты не подслушивай, что говорят взрослые, – нахмурилась Таня. – Учитель придет, когда захочет. Если его долго нет – значит, он сильно занят. Вы лучше скажите, вы задание выполнили?
– Я забыл, какое задание, – повинился Тимка.
– Как ты мог? – вымолвила Таня с притворной грустью.
– Мне все говорят, что я забывчивый.
Ванька засмеялся.
– Это все потому, что ты про учителя Иона думаешь, – сказала Татьяна. – Все не можешь выбросить из головы. Вот она и занята у тебя одним и тем же.
– Неправда, – возразил Тимка. – Она не занята ничем.
– Вот именно. Так что за задание было, помнит хоть кто-нибудь?
– Я помню, – подняла руку Земфира, хотя никто ее этому жесту не учил. – Выучить таблицу умножения до сорока двух.
– А я видел, как другую таблицу делают, – добавил Ваня. – Она была до тридцати, и дальше по новой.
– Не поняла, – произнесла Татьяна. – Ты о чем говоришь, Ваня?
– Купцы с южных станций теперь до тридцати считают, а потом снова от одного. Так удобнее.
– Как так? Впервые слышу.
– Тридцать – это столько патронов в рожке автомата, – объяснил Ванька. – Если больше, чем тридцать, то выделяют в один магазин, и опять по одному считают.
– А шестьдесят – это два магазина? – спросила Таня иронично.
– Я не знаю, наверное, два. Я спрашивал у купца одного, а он мне по ушам надавал. Сказал, что так валюту считать удобнее. И все остальное тоже теперь в патронах и магазинах считают. Сказали еще, что у них как бы… подождите, я вспомню… тридцатиричная система.
Вжикнула молния на входе в шатер, заставив Татьяну вздрогнуть. Снаружи стояла незнакомая девушка лет двадцати пяти на вид. Мужчины дали бы ей намного больше лет, однако Татьяна разбиралась в подобных вещах. Незнакомка явно имела тяжелое прошлое. Она казалась не принадлежащей ни этой станции, ни другим знакомым закуткам метро вообще. Взгляд уверенной и напряженной хищницы, которая занята спасением детенышей от более крупного хищника. Стройное и крепкое тело, как не до конца разжавшаяся пружина, сдерживающая себя усилием воли. Одежда, собранная словно из разных десятилетий – по местным меркам все равно что разные исторические эпохи.
