для внедрения новой системы, – в случае Бердана растянулось на 16 лет, то в случае с винтовкой Мосина оно сократилось до десяти лет. Более того, недочеты, выявленные в течение первых нескольких лет производства, были устранены без полномасштабной перестройки предприятия наподобие той, что перенес Тульский оружейный завод в 1871 году.
И наконец, то, что опыт работы с винтовками Бердана косвенным образом способствовал появлению в России его выдающегося преемника и что большая часть калибров и штампов была произведена внутри страны, предполагает определенную степень доместикации производственных технологий. Ашурков пришел к выводу, что опыт, накопленный при изготовлении магазинной винтовки Мосина, впоследствии пригодился при создании пулемета, отечественное производство которого было налажено за короткий промежуток времени, с 1904 по 1906 год [Ашурков 1962: 123].
Имеются свидетельства того, что технологии 1870-х годов были в определенной степени доместицированы, но проблемы все еще оставались. Повторились ситуации 1860-х и 1870-х годов: правительство для испытаний заказало конструкции и небольшие партии оружия у иностранных производителей; после одобрения той или иной системы первые заказы на серийные партии размещались за границей, и в это время шла переоснастка русских оружейных заводов. Там же, за границей, заказывали прецизионные станки, инструменты, калибры и штампы, и в конечном результате производство было переведено на отечественные оружейные заводы. За рубежом было сделано гораздо больше винтовок Мосина и пулеметов «Максим», нежели ранее «берданок». Точно так же за границей было заказано больше станков для изготовления винтовок Мосина, чем для «Бердана». Комментируя изменение производственной технологии в 1890-е годы, Цыбульский отмечал потребность в замене ручных операций на машинные. С 1882 по 1891 год Сестрорецк не приобрел и не сделал ни одного станка [Цыбульский 1976:64][293]. Это говорит о том, что в 1870-1880-х годах дела с механизацией обстояли неважно. Даже Ашурков, который в целом хвалил достижения Мосина, пришел к выводу, что уроки перевооружения, в частности в случае с винтовкой Мосина, «не давали оснований для особого оптимизма в отношении возможностей русских оружейных заводов, при сопоставлении их с иностранными» [Ашурков 1962: 129]. Судя по значительному объему заказов на оружие и станки, сделанных за рубежом, трудности с запуском отечественного производства и нехваткой квалифицированных рабочих, с производственными навыками и технологиями, приобретенными в 1870-х годах, разрешились в лучшем случае не полностью и достигнутая доместикация была лишь частичной. Эти проблемы напрямую связаны с трудностями, свойственными процессу модернизации российской промышленности: медленным освоением, распространением и внедрением новых технологий и производственных процессов, а также слаборазвитостью станкостроительной отрасли.
Перевооружение русской армии и внедрение новых технологий в области стрелкового оружия совпали с фундаментальными изменениями состояния рабочей силы и производственных процессов в России. Переход от подневольного труда к наемному, последовавший после ряда императорских указов 1860-х годов, в оружейной промышленности, где раньше на казенных заводах работали приписные мастера, входящие в сословие оружейников, а теперь – вольнонаемные рабочие на коммерческих предприятиях, прошел трудно.
Политики и наблюдатели того времени отнеслись к этому переходу со смесью энтузиазма и боязни. Военный министр Милютин утверждал, что подневольный труд препятствует совершенствованию производственных процессов. Командиры оружейных заводов (в основном государственные служащие), погрязшие в бумажной волоките, вероятно, вовсе не участвовали в решении технических или производственных проблем [Милютин 1902: 145]. Не имея возможности или не желая увольнять рабочих, администраторы оружейных заводов обладали не большим стимулом к механизации, чем сами рабочие. Русские сторонники разделения труда также ссылались на нехватку в оружейной отрасли квалифицированной рабочей силы. С точки зрения производителей, такой дефицит, который имел место в Америке, фактически сделал руководителей заводов заложниками рабочих привычек квалифицированных мастеров. Большинство русских и иностранных наблюдателей полагало, что рабочие, имеющие правовой статус наемных гражданских ремесленников, будут работать лучше, чем имевшие статус крепостных или солдат. Приписные оружейники деградировали, не желали брать на себя ответственность за собственную работу и не имели стимулов к инновациям. С мнением Милютина были согласны и иностранцы. По словам одного из приезжих английских инженеров, рабочие «следовали путями своих предков и сейчас делают все точно так же, как было принято двадцать пять лет назад» [Turner et al. 1867: ЗЗ][294].
Освобождение крепостных решило одну проблему, но породило две новые. Трудовые ресурсы, уже не привязанные к сословию оружейников и не закрепленные за фабрикой, могли прибывать и убывать. Квалифицированные механики переходили не только из цеха в цех в пределах места жительства, но и с одного предприятия на другое, часто путешествуя на большие расстояния. По словам Чебышева, опасавшиеся активной конкуренции со стороны свободных оружейников опытные мастера, много лет подвизавшиеся на предприятии, очень хорошо знали себе цену. При малейшем выражении недовольства со стороны начальства они покидали рабочее место и уходили в другой цех, прекрасно зная, что нужны и их с распростертыми объятиями возьмут где угодно [Чебышев 18696: 249-74].
В то же время наемных рабочих, не принадлежащих к сословию оружейников, было значительно труднее контролировать, что негативно отражалось на критически важном процессе окончательной доработки деталей и сборки оружия. Это было особенно заметно в Туле, где весьма значительная часть таких работ выполнялась на дому или в рассредоточенных мастерских [Исторический обзор 1873: 4–5]. Чебышев также утверждал, что увеличение количества цехов для ускорения процесса переделки винтовок только усугубит проблему. Вдобавок идея восполнить нехватку квалифицированной рабочей силы за счет «привлечения на заводы первоклассных мастеров-инструментальщиков из других стран не получила одобрения»[295].
Решение проблемы контроля, казалось, позволило бы покончить с ручными работами, выполняемыми на дому, и ускорило бы внедрение машин и централизацию производственных процессов на фабрике. Но частный подрядчик, которому был тогда сдан в аренду Тульский завод, примерно как и приверженные патернализму и местничеству руководители «Харпере-Ферри», не был склонен к столь далеко идущей реорганизации, и правительство по истечении срока аренды вернуло завод под казенное управление. Лишь после этого Тульский оружейный завод оказался готов к внедрению импортной технологии. Таким образом, на смену правовому и сословному контролю старой системы пришел технический контроль новой фабричной системы. В результате русские казенные оружейные заводы перешли от крепостного положения к механизированному производству, очень быстро миновав этап привлечения независимых мастеров.
Русская гордость и великодержавные амбиции государства продиктовали необходимость импорта и доместикации технологий. Для того чтобы пехотное оружие могло производиться внутри страны, российское правительство приложило большие усилия для оснащения своих арсеналов новейшим оборудованием. Однако одно дело – импортировать серию машин, и совсем другое – внедрить и освоить совершенно новые технологии. Этот процесс был гораздо сложнее и отнюдь не ограничивался одной лишь технической стороной. Государство осуществляло внедрение технологий и рационализацию
